Девятая рота. Дембельский альбом | страница 4



В туалете он наскоро привел себя порядок, а потом перебазировался в тамбур, встал у запыленного окна и потянулся за сигаретой. В пачке оказалась всего одна, а еще вечером было штук десять.

— Вот тварюга! — выругался он, не сдержавшись.

Значит, гаишник ночью по ментовской привычке без лишних слов конфисковал у него последнее фирменное курево. Закурив, Лютый смял пустую пачку, с силой швырнул ее в мусорное ведро, глубоко затянулся, выдохнул струйку сизого дыма и пустым взглядом уставился в запыленное окно.

Вагон покачивался, словно катер на легкой волне, места за окном поплыли уже родные, сибирские. Хвойные и смешанные леса, изредка — заболоченные проплешины, на которых по осени тьма тьмущая диких уток, голубики и клюквы. Узенькую речушку проскочили, а вот — убогая серая деревенька развернулась к железной дороге окнами потемневших от времени и непогоды бревенчатых срубов. Край ты мой заброшенный…

Горбатая старушенция тянет за веревку тощую, шатающуюся на ветру корову. Мужик в стеганом сером ватнике на окраине села от души пинает кирзовым сапогом трактор — наверное, никак не может его завести. У колодца треплются о чем-то деревенские бабы, позабыв о ведрах, с которыми пришли за водой. А чуть в стороне, наплевав на условности и приличия, самозабвенно трахаются беспородные собаки. В общем, жизнь продолжается.

— Афганец, говоришь? — Бледный с перепоя, похожий на поднявшегося на задние ноги кабана толстяк-сосед стоял в узком проходе, распространяя вокруг тяжелый запах перегара. — И много там наафганил, сержант? — Он приложился к бутылке пива, предусмотрительно оставленной на опохмелку.

— Отвали, скотина, — вполне дружелюбно ответил Лютаев, краем глаза контролируя его действия.

— Че отвали, че отвали-то? — снова завелся сосед.

Следовало понимать, что обращение «скотина» его вполне устроило, но вот это самое «отвали», по его мнению, не лезло ни в какие ворота. Сознание вчерашнего — позорного — поражения не давало ему покоя. А привычка ощущать себя властью всегда и везде требовала наказания виновного. Как это так? Оскорбили представителя органов? Кошмар!

— Ты кому это сказал «отвали», щенок? — продолжал нарываться толстяк: от раздражения и ненависти лицо у него снова стало бордово-красным.

Он поставил бутылку на пол, поднял волосатые руки на уровень плеч и шагнул к Олегу.

— Слушай, друг, убери грабли, — посоветовал Лютый, морщась от головной боли и чувствуя еще большее, чем к соседу по купе, отвращение к алкоголю: сам он квасил, не переставая, уже больше месяца. Надо меньше пить.