— Плохо? — спросил он ее.
— Да, — ответила Бриана, — но я не думаю, что будет заражение. Я надеюсь на это.
Он улыбнулся ей, тронутый сочувствием, которое услышал в ее голосе. Каким прелестным созданием она была.
Бриана улыбнулась в ответ. Сейчас она как никогда желала иметь нарядное платье, чтобы надевать для него, чтобы тетя разрешила ей наложить немного румян на щеки и подкрасить губы. И не понимала, что ее собственная естественная красота во много раз превосходила все то, что она могла создать при помощи косметики.
— Как тебя называют, Ишна Ви?
— Бриана, — ответила она. — Но «Ишна Ви» мне нравится больше.
— Меня называют Шункаха Люта, — сказал он, чрезвычайно довольный тем, что девушке понравилось имя, которое он ей дал. Бриана повторила индейское имя, любуясь тем, как оно звучало.
— Что это значит?
— Красный Волк, — ответил он. — Сколько тебе лет, Ишна Ви?
— Семнадцать.
«Она старше, чем я предполагал, но по-прежнему слишком молода для меня,» — подумал он печально, так как превосходил ее возрастом, почти вдвое.
— А сколько тебе лет? — спросила Бриана.
— Я тридцать раз видел лето.
«Тридцать,» — повторила в мыслях Бриана. Однажды она думала о таком возрасте, и он ей представлялся почти старческим. Но в Шункаха Люта не было ничего старого. Он был самым зрелым и привлекательным мужчиной, которого она когда-либо видела.
Ей не хотелось оставлять его здесь, не хотелось идти назад в дом, но она уже слишком долго отсутствовала.
— Я вернусь завтра, — пообещала она. — Жди меня.
Шункаха Люта кивнул, его глаза следовали за ней, пока она не скрылась из вида.
* * *
Мрачное предчувствие охватило Бриану, когда она поднялась на вершину холма на следующий день. Строительная бригада работала за поворотом дороги; она слышала, как Черная Шляпа и Жаба сотрясали воздух проклятиями, заставляя людей работать лучше и быстрее. Но где же индеец?
Медленно спускаясь вниз, она подумала, что, может быть, он умер. Или они убили его, потому что он не мог больше работать. Где он?
Бриана осторожно пробралась к фургону, отказываясь верить, что он мертв. А потом она увидела его. Индеец сидел, прислонившись к одному из обтянутых железом колес фургона, с руками, скованными над головой. Кто-то поставил рядом с ним чашку с водой, и она подумала, как жестоко это было — оставить воду там, где он видел ее и не мог достать. Даже самые дикие язычники не были такими жестокими, как эти двое белых, надзирающих за заключенными, сердито подумала она.
