Русские отвратительны не распиздяйством, не лежанием на печке и небрежностью в туалетах, к чему, по словам Чехова, располагает суровый климат, а тем, что готовы принять любую дурость Запада за высшую истину, готовы покорно исполнять её с собачьей преданностью, лишь бы услужить родненькой Европе.
Европейцы верят, что bad, bad Russians[10] агрессивны и вот-вот явят миру могучего медведя. Но это лишь миф, что если русского довести до крайности, то он покажет всем кузькину мать. Терпение русских безгранично и никакой кузькиной матери не будет.
Меня выташнивает. Как же я пьян! Впрочем, так даже лучше, ибо я не смог бы сделать то, что задумал, трезвым.
Я знал про её измены. Сначала догадывался, а после решил проверить. Не искушай — я искусил. Нашёл мачо и заплатил ему за то, чтобы он совратил мою жену. У него получилось. Он даже смог снять их секс на видео. Моя жена могла бы стать настоящей звездой жёсткого порно.
Это должно было стать точкой, но я простил, потому что сказано: «Ибо, если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный». Не то чтобы я был слишком религиозен, просто мной руководил страх. Я не боялся остаться без неё, но боялся остаться один, боялся ранить своим разводом чувства родственников.
После каждой ссоры меня трясло будто в лихорадке. Когда было особенно трудно, я страдал от гипертонии и тахикардии. Ничто не помогало успокоиться: ни кино, ни книга, ни алкоголь, ни работа. Мария могла дуться на меня сутками. Я же не выдерживал в ссоре больше десяти минут, потому что понимал — обида сделает только хуже. Наше примирение походило на беспрерывный поток моих извинений.
— Мария, есть только два пути, — она громче делает музыку, свою проклятую Мадонну, — быть или не быть вместе. Если всё так плохо, то давай расстанемся.
— Почему ты всегда говоришь про расставание?
— Значит, нам надо быть вместе. Смысл обижаться друг на друга и трепать нервы?
— Оh, nein, — шипит она, закрывая лицо подушкой…
Единственное, что меня спасало, это созерцание огненного пламени. В Германии нельзя просто так разжечь костёр, но я нашёл место, где ни полиция, ни соседи не смогли бы увидеть меня. Закупил дрова и выложил из камней мангал. Когда мы ругались, я приходил сюда и разводил костёр.
Глядя на пламя, я думал о том, что должен взглянуть на ситуацию её глазами.
«Михаэль, возьми себя в руки. Ты любишь её, а что может быть важнее любви? Да, иногда она перегибает палку, но разве в этом нет твоей вины? И, в конце концов, надо уметь прощать, надо уметь терпеть и смиряться».
