Где-то там, в зарослях спал в жаркой своей шубе садовый Голявка. Мальчик представил, как тот тяжело дышит во сне, рот открыт и видна розовая голявкина пасть с маленькими белыми клычками. Иногда он ворчит и потягивается не открывая глаз. При этом из мягких серых лапок показываются изогнутые и острые, как рыболовные крючки, когти. Маленькие мушки пролетая, задевают волоски на его спине и садовый забавно вздрагивает.
В коридоре послышались шаги Марьи Петровны. Ваня проворно наклонился над тетрадью.
— В одной комнате находилось двенадцать гостей. Три гостя вышли. Потом вышло ещё два гостя и три вернулось… — наверное уже в двадцатый раз стал перечитывать задачу Ваня.
Меж тем Марья Петровна входить не спешила. За дверью послышалась какая-то возня и девичий голос спросил:
— Ваня, ты дверь держишь?
— Нет, — удивлённо произнёс мальчик.
— А чего же она не открывается?
— Не знаю.
Ваня встал из-за стола и потянул дверь на себя. Та не поддавалась. Повиснув на ручке, он упёрся ногами в стену, кряхтя с натуги, снова попробовал открыть. Дверь стояла как вкопанная. Тут всё вокруг словно бы чуть дёрнулось, словно кто-то невидимый встряхнул мальчика, и перед глазами у него заплясали весёлые прозрачные искорки, похожие на тех крохотных существ, каких можно, сильно приглядевшись, увидеть в пригоршне зеленоватой прудовой воды. Ваня повертел головой.
— Бр-р-р!
Наваждение исчезло.
— Я пойду кого-нибудь на помощь позову, — сказала Марья Петровна.
В этот момент из-под кровати выполз Фома и задыхающимся голосом, словно за ним целое утро собаки гонялись, пробормотал:
— А ну-ка подвинься, отрок, — и взялся за ручку двери. — Помогай, что столбом стоишь? — бросил он Ване через плечо.
С лёгким скрипом дверь открылась. Мальчик выглянул за дверь, гувернантки нигде видно не было. Фома вытер рукавом из мешковины потный лоб.
— Дом дурит, — пожаловался он Ване. — С самого утра балует. Ни одна дверь по-человечески не открывается. Кукушка в часах, и та взаперти сидит, не может время сказать.
— Что это он? — удивился Ваня.
— Варенья нанюхался. Уж больно любит он, когда варенье варят. Он от запахов этих сам не свой становится, блажить начинает. Вот и сегодня, когда в море, говорит, уйду, от влаги все двери разбухнут. Привыкайте. То ли шутит, то ли дурью мается, — домовой сокрушённо покачал головой. — А я теперь бегаю, всем помогаю. Тут подтолкнёшь, там плечом упрёшься. Всё ж я домовой тут, мне и за порядком следить.
