среди тебя
пророк (Втор.13:1), и несколько ниже:
да не послушаеши, говорит,
глагол пророка того (Втор.13:3), и еще:
яко, говорит,
искушает вас Господь Бог ваш, аще любите Его, или нет (Втор.13:3). В самом деле, не искушение токмо, но большое искушение — вдруг неприметно и постепенно склонять от древней религии к новому непотребству Церковь, которая вполне была предана ему, всецело удивлялась его уму, знанию, красноречию, жизни и обхождению, которая ни в чем его не подозревала и ничего от него не опасалась. Скажет кто–нибудь: сочинения Оригена повреждены? Не противоречу этому, даже желаю, чтобы так было; потому что об этом говорили и писали некоторые не только из православных, но и из еретиков. Но это–то и должны мы заметить теперь, что хотя не он сам, однако сочинения, вышедшие в свет под его именем, служат большим искушением; ибо, наполненные множеством заразительных богохульств, они и читаются и пользуются любовью не как чужие, но как его собственные, так что, хотя у Оригена и не было намерения умыслить заблуждение, однако ж, авторитет Оригенов имеет, видно, силу увлекать в заблуждение.
XVIII. Точно таково значение и Тертуллиана. Как Ориген у греков, так Тертуллиан у латинян удобно может быть признан первым из всех наших. Ибо кто ученее, кто опытнее этого мужа в вещах Божеских и человеческих? Удивительно обширным умом своим он обнял всю философию и все системы философские, писателей и защитников систем и все их науки, перемены судеб и занятий. Не отличался ли он также умом столь возвышенным и сильным, что во всем, что бы ни взялся опровергать, ничего почти не было такого, во что не проник бы он проницательностию, или чего не препобедил бы он рассудительностью? А, далее, кто в состоянии описать достоинства его речи, которая исполнена такой непонятной силы доводов, что кого не может склонить к согласию на них, тех приневоливает к тому, у которой сколько слов, столько почти мыслей, что ни чувство, то победа? Это известно Маркиону, Апеллесу, Праксеям, Гермогенам, Иудеям, гностикам и прочим, чьи богохульства ниспроверг он, как перунами какими, множеством больших сочинений своих. Однако же, после всего этого и он, то есть Тертуллиан, не слишком твердый в кафолическом учении, то есть во всеобщей и древней вере, и более велеречивый, нежели благоуспешный, переменив, наконец, мысли, сделал напоследок то, что блаженный исповедник Иларий пишет о нем в одном месте: «впав впоследствии в заблуждение, он обезславил достоинство заслуживающих вероятия сочинений своих» [
