Все уже было готово для помпезного выезда из Вены, но тут в Праге объявилась чума. Пришлось отложить исполнение замысла до лучших времен. Когда же опасность подхватить чумную заразу перестала наконец кому-либо угрожать, Рудольф снова должен был отложить отъезд из-за долгих переговоров с Русью: посланник Ивана IV, прозванного Грозным, объявился с предложением присоединиться ко христианскому крестовому походу противу турок. Придя в ужас от грандиозности подобного военного предприятия и отнюдь не горя желанием возглавить битву Креста с Полумесяцем, ибо оставался чужд какой бы то ни было Церкви, а исповедовал лишь один символ веры — что мир невидимый превыше видимого, а маг во всем превосходит и прелата, и пастора, император предпочел повременить, потянуть и отправил посольство московитов восвояси с обещанием хорошенько поразмыслить над их предложением, но позже, когда возвратится в Прагу.
И Арчимбольдо, и Витторио восприняли такое мудрое решение как отмену нависшей над ними кары, каковую они чуть было не претерпели, к тому же совершенно безвинно. Отъезд был озарен сиянием радости. То укачиваемые, то сотрясаемые ухабистою дорогой, ведущей в Прагу, сидя плечо к плечу, колено к колену, они делились бодрыми замечаниями относительно влияния весны, пришедшей в том 1583 году, как им показалось, и раньше, и буйственнее, нежели когда-либо. Они даже воображали, что и в императорской карете, ехавшей впереди, Рудольф испытывает такое же нетерпение поскорей добраться до цели их путешествия. До того как войти в экипаж, он объявил, что намеревается наложить на них контрибуцию, потребовав новых портретов, долженствующих по части бурлескной фантазии затмить все предыдущие, а также изощренных манипуляций с магическими субстанциями, от коих ждет чудес.
Вспоминая эти слова их коронованного покровителя, Витторио подумал, что и в его жизни, и в будущности его наставника намечается странная антиномия меж явленным миру призванием живописца и потаенными, укрытыми от посторонних глаз алхимическими занятиями. Во втором своем качестве они трудятся над улучшением человеческих свойств, пытаясь изобрести философский камень или одно из таких чудодейственных зелий, что возвращают молодость старикам, пробуждают бессильных к любовным баталиям, утихомиривают боли телесные и душевные и вызывают смерть недруга в удалении от его покоев. В первом же случае, напротив, дело всегда идет к размыванию черт оригинала, сводящему лицо к личине, к груде вповалку уложенных плодов или зверьков самого разнообразного вида, так что ложная схожесть служит целям подлинного глумления. В то время как знаток оккультных наук стремится усовершенствовать творения Создателя, художник только и норовит их высмеять и унизить. Насколько усилия одного проникнуты высоким положительным смыслом, настолько действия второго вдохновлены отрицанием всего, что ни есть на свете. Не является ли непрестанным потрясением основ сие соперничество смертных творцов, создающих красоту средствами художества, с Божественным Творцом мира сущего? Утонув в молчаливых пучинах столь серьезного рассуждения, Витторио наконец решился приобщить к их плодам своего компаньона по путешествию. Но Арчимбольдо с первых же слов заставил его умолкнуть:
