В начале следующего года Люсьен и Мирей решили пожениться. Сперва зарегистрироваться в мэрии Булони, потом, как положено, обвенчаться в церкви. Мартен настоял, чтобы присутствовать на обеих церемониях в своем кресле-каталке. Торжество завершил банкет, куда Люсьен пригласил сослуживцев из гаража «Фрагсон» и нескольких соседей, тоже снимавших квартиры в их доме. Праздновали в ближайшем итальянском ресторанчике. Все сошлись на том, что он и его избранница — идеальная пара. Мадам Фрагсон, сидевшая во главе стола, произнесла маленькую речь о том, что при одном взгляде на молодых ее угасавшие надежды оживают и она снова верит в подрастающее поколение, идущее на смену.
Сидя рядом с невесткой, Мартен весь лучился довольством. Он забыл Альбера и менарских кумушек с их сплетнями. Его мозг дурманили духи Мирей. Как он смел ее презирать? Она безупречна, а Люсьен — лучший из сыновей. Мартен даже спрашивал себя, не пробудил ли он в Мирей, вынужденной с ним нянчиться, материнский инстинкт? Это несомненно: в свои преклонные лета он стал для нее тем ребенком, которого она так никогда и не могла родить. На глазах умиленных сотрапезников она нарезала ему ломтиками пиццу и нежно отправляла каждый кусочек прямо в рот. Жуя, он уже заранее предвкушал, какую ночь проведет рядом с комнатой новобрачных, когда те займутся любовью за тонкой фанерной перегородкой. А завтра, когда Люсьен будет в гараже, Мирей, быть может, разденется перед свекром, чтобы позабавиться. Склонность к такому поддразниванию — ее маленький грешок. Иногда она даже трогает его, ну как бы ненароком. Но никогда не идет до конца, оставляет вечно неутоленным… И хохочет, встречая его потерянный взгляд. В эти минуты он, прикованный к креслу, вспоминает, как обрушился на нее тогда, чтобы в сладострастном безумии сдавить ей горло. Подумать только: он чуть не потерял возможность познать исполненную достоинства и занимательности жизнь, ожидавшую его в семейном кругу. Последнее утешение…
1
Правильно ли он поступил, дав согласие? Колебания все еще томили его. Покидая Милан лучезарным мартовским утром 1567 года, он спрашивал себя, успешно ли исполнил поручения, каковые прославленный Арчимбольдо возложил на него в письме, где предлагал прибыть к нему в Прагу, бросив все здешние дела. Далее следовал нескончаемый список покупок: ингредиенты, необходимые для живописи, в невыделанном виде, как, к примеру, краски тертые и нетертые, масло ореховое, лаки и растворительные смеси для ретуши, всех размеров кисти барсучьего и куньего волоса, а также крытый клеем холст, готовый для живописных работ… Вероятно, учитель не находил всего этого в тамошних лавках. А между тем он вот уже пятый год занимал почетную должность придворного портретиста при Максимилиане II, короле Богемии, Унгрии и Германии. Почитать его послания, так это чистая синекура, ибо двор совершенно у его ног, заказы сыплются дождем, деньги он гребет лопатой. Призывая к себе своего бывшего выученика Витторио Гальбани и предлагая разделить с ним сие блистательное изгнание, Арчимбольдо обещал ему, кроме прочего, и славу, прирастающую не по дням, а по часам в тени его собственного великолепия.
