Люсьен уходил в свой гараж рано поутру и возвращался только вечером. Он брал с собой какую-то еду, чтобы перекусить на работе. Мартен на весь день оставался в квартире наедине с Мирей. Она сначала долго нежилась в кровати, потом плескалась в душе и появлялась на глаза лишь к полудню, но уже накрашенная и цветущая, в кружевном дезабилье, весьма соблазнительной прозрачности. Когда Мартен после нее пробирался в ванную, там в теплом и влажном воздухе еще стоял густой терпкий запах ее духов, которыми она кропила себя, не жалея. На стуле обычно валялись трусики с кружевными оборками, такие легкие, что дунешь — улетят, на кране радиатора болтался лифчик с парой хорошеньких близнецов-чашечек, а рядом паутинка чулка, еще хранящая воспоминание о волнующих очертаниях ноги. Тут и там сотни мелочей напоминали о пикантном интиме, пропитавшем самый воздух жилья. У Мирей не было даже малейшего представления о порядке. О целомудрии, видимо, тоже. Ее безалаберность, по всей вероятности восхищавшая Люсьена, бесила его родителя, для которого главное предназначение женщины состояло в том, чтобы подбирать и возвращать, куда положено, все, что в доме не на месте. Мирей прислуживала маленькая португалочка, смуглая и морщинистая, словно сушеная груша; она приходила на два часа в день, чтобы убрать кровати, пройтись всюду с пылесосом и перемыть вчерашнюю посуду. Все это время Мирей слушала радио или листала журнальчики с картинками.
В первый же день она спросила Мартена, не мог ли бы он походить вместо нее за покупками в ближайшие лавчонки. Он охотно согласился взять это на себя, с удовольствием предвкушая, что таким образом в два счета привыкнет к городской суете. Но его ждало разочарование. Мельтешня и треск моторов, вонь автомобильных выхлопов, толкотня в безликой толпе — все здесь будоражило его и пугало. Шла ли речь о покупке батона хлеба и пакета картошки либо о походе в прачечную, везде надо было отстоять очередь, чтобы потом тебе торопливо сунули что-то в руку. Консьержка дома, та была поразговорчивее. Но она упорно называла Мирей «мадам Кретуа», будто Люсьен и его любовница состояли в законном супружестве. Эта ее привычка раздражала Мартена, хотя он, пожалуй, и сам не смог бы объяснить почему. Он повадился было в маленькое бистро у перекрестка в надежде обрести уютную атмосферу добродушного приятельства, что царила в заведении Жаклин Каниво. Но и там он видел сплошных роботов с пустыми, какими-то взаимозаменяемыми лицами. Слушал за стойкой болтовню о том, что его вовсе не занимало, и пил свое перно, которое казалось ему далеко не таким забористым, как дома в деревне. Короче, все в этом парижском предместье было искусственным, начиная с домов и кончая людьми. Люсьен и Мирей не исключение. Типичные порождения города. И место им здесь, в Булони, а не в Менар-лё-О, где к тому же их никто больше знать не желает.
