Фургон булочника, как всегда, гудком предупредил жителей, что эта груженная свежим хлебом таратайка уже близко. Затем мясник оповестил о себе кваканьем клаксона. Четыре коротких сигнала и один длинный. Мартен отправился за тремя телячьими эскалопами, как ему наказала Гортензия. Вокруг машин уже суетились кумушки. Этим ежедневным свиданием они пользовались для перемывания костей всем в округе, но, завидя Мартена, вдруг приумолкли. Наверняка комментировали любовные свидания Люсьена и Мирей! Когда покупал мясо, ему все время казалось, что на него устремлены иронические взгляды. Но правил вежливости никто не нарушал.
— Гортензия в добром здравии? Поцелуйте ее за меня… А у вас этой ночью не было заморозка на почве? Пронесло?
Как только мясник вручил ему эскалопы, Мартен поспешно ретировался. Кумушки за его спиной, разумеется, продолжили прерванную на полуслове болтовню.
Когда он днем зашел в бистро четы Каниво, его и там встретили, как ему показалось, с таким же нездоровым любопытством и фальшивой любезностью. По расплывающимся в улыбках физиономиям завсегдатаев он угадывал, что все эти люди отнюдь не возмущены проделками Люсьена и Мирей, а, напротив, одобряют то, как они на потеху всей округе ловко облапошили рогатого супруга. Здесь не очень-то жаловали Альбера Дютийоля. Считали гордецом, который норовит держать со всеми дистанцию. Человек он образованный, его могли бы выбрать муниципальным советником или даже мэром Менар-лё-О. Но он сам не пожелал. Никогда не забегал в бистро пропустить стаканчик с приятелями. Засел дома, запершись среди книг, как за крепостной стеной, вот теперь и получает по заслугам. Разумеется, вслух никто такого не скажет, но Мартен читал этот приговор во взглядах соседей, сидевших рядом, поставив, как и он, локти на стойку. Ему даже почудилось, что они к нему потеплели, заговаривают оживленней, чем обычно. Завидуют, что сынок у него такой лихой котяра. Если б сейчас в дверях появился Люсьен, его бы приняли с распростертыми объятиями. Мартен сыграл две партии на бильярде, дважды проиграл, позволил себе опрокинуть пару стаканчиков вместе с победителями, угостившимися за его счет, и вино тотчас погнало к голове теплую волну.
Выйдя из бистро, он прошел мимо ангара. Дверь заперта на ключ, ставни задвинуты. Люсьен, видно, опять проводит время, ублажая Мирей. Место, конечно, не самое подходящее — неудобно там, да и грязновато. Но парочка небось устроила в ангаре гнездышко, натащив с чердака старых матрасов, разлезающихся подушек и драных покрывал. Что до прочего, всплески страсти могут заставить позабыть неопрятность этой громадной кладовки, посреди которой высится немая, безжизненная бетономешалка. «Они способны спариваться, где ни попадя, как собаки», — сквозь зубы пробормотал Мартен со смешанным чувством брезгливой зависти. Затем подумал об Альбере Дютийоле, склеивающем спички в то время, как его женушка ложится под первого встречного. «Может, это и есть высший образец философской невозмутимости», — заключил он. И решил отныне больше не интересоваться тем, что происходит в его ангаре.
