Сын Пантеры | страница 36
Петр созвал нас. Все пропало. Римляне и священники теперь знали, чего мы хотим. Они схватят нас, будут пытать и казнят, как они уже сделали это с Иоанном Крестителем и его последователями. Было только одно средство воспрепятствовать этому: мы должны были убить его и сказать, что мы сами осудили этого одержимого, потому что он призывал к восстанию. Никто не возразил против этого, только я один защищал его. Я заклинал не убивать его, но передать его властям и надеяться на их милость.
Иоанн, должно быть, рассказал ему о нашем заговоре, потому что, когда я этой ночью пришел к Учителю, попросил он меня на следующий день исполнить то, что я сам же и предложил. Я отказывался и умолял его бежать вместе со мною. «Любите друг друга», – сказал он нам. Я хотел обнять его, но он не дал мне и отослал меня. И тогда я понял, что он был не богом, но человеком.
Я предал его не из ненависти, но из любви. И когда в Оливковой роще я указал им на человека в цветном одеянии, он поцеловал меня как отец сына. Но лишь на кресте дал он мне узреть ту наготу, в которой отказал этой ночью.
Слово от Иакова Малого:
Лоно
У трех крестов стояли в день Венеры все три Марии. На самом низком из них висел ими любимый. Первая Мария была та, которая зачала и родила его. Вторая Мария была та, которая следовала за ним до самого этого места. Третья Мария была та, из которой изгнал он семь бесов.
О чем думала первая Мария, глядя на своего распятого сына? Думала ли она о дитяти, которого несла она как крест свой? Слышала ли снова насмешки, которые изгнали ее из деревни? Ощущала ли те чудесные схватки? Сосал ли снова младенец молоко из ее груди, когда испытывал жажду, как тот голый червь, который полз теперь ко кресту?
Испытывала ли она снова волнение за ребенка, который был так непохож на других ее сыновей? Или страх, когда Иерусалим поглотил его в потоке паломников? Или беспокойство, когда поведал он ей о голосе, который мучил его? Или отчаяние, когда братья и сестры сторонились его как одержимого? Или печаль, когда он отвергал ее и грезил об отце? Плакала она вновь от отчаяния, потому что влекло его не к матери, а к отцу?
Она гордилась им, когда он, будучи учеником, разрешал загадки ученых. Она огорчилась, когда он отказался взять себе жену, потому что душой и телом хотел посвятить себя Господу. Она лишилась покоя, когда он отправился к югу, чтобы последовать за новым пророком. Ее объял страх, когда после смерти Иоанна он сам стал пророчествовать своим соотечественникам. Она радовалась, что тот, чей первый голод она утоляла, теперь утолял их жажду справедливости словами, которые он мог произносить твердо, как мужчина, и мягко, как женщина.