А потом сделал то, чего никак нельзя было от него ожидать, — взял со стола ключи, подал их Бахметьеву и еле слышно сказал:
— Запирающийся клапан, стержень глубины, прибор расстояния.
Наклонился к торпеде и с безразличным лицом стал протирать ее стрижкой. Дошел до хвоста и многозначительно постучал пальцем по стопорам на рулях и гребных винтах.
Почему он это сделал? Он не только никогда не подсказывал, но даже не разговаривал с гардемаринами. И теперь получилось как-то не совсем удобно.
— Бахметьев, прошу рассказывать.
Больше раздумывать было некогда, и Бахметьев заговорил. Чтобы заглушить свои мысли, заговорил быстро и решительно и рассказал все, что следовало.
— Ну, умница, умница! — похвалил его Леня. — Посмотрим теперь, что вы знаете об ударниках.
Об ударниках Бахметьев знал решительно все. Леня подпер голову кулаком и слушал его с видимым удовольствием на лице. Когда он кончил, Леня расплылся широкой улыбкой и обеими руками расправил бороду.
— Ну вот. Все без осечки. Двенадцать, дорогой мой, двенадцать. Продолжайте в том же духе.
Тогда Бахметьев густо покраснел и почувствовал, что дальше оставаться в минном кабинете не может.
— Разрешите идти в роту, ваше превосходительство?
— Сделайте одолжение. Пожалуйста, и будьте здоровы.
И Бахметьев как стоял, так и ушел. Даже позабыл взять из парты свой учебник и тетради по минному делу.
В роте стоял сплошной гул. Воспользовавшись отсутствием капралов, кадеты развлекались как умели, и дежурный офицер, лейтенант Птицын, ничего не мог с ними сделать. Он был шляпой.
Первым, кого Бахметьев увидел, был восторженный Лавринович. Он барабанил кулаком по конторке и с увлечением пел «Тореадора», но кому-то это пение не понравилось, и рядом с ним в стену с размаху ударилась табуретка.
Это, конечно, было безобразием и требовало принятия решительных мер. Бахметьев немедленно подошел к месту происшествия:
— Чья это табуретка?
— Казенная, господин унтер-офицер, — вскочив, ответил Лавринович. Красиво было отвечено. Даже малость слишком красиво. За такую красоту полагалась определенная мзда.
— Благодарю вас. Станете на два часа под винтовку. — Теперь сразу же нужно было найти следующую, жертву. — Кушелев, что вас рассмешило?
— Никак нет, ничего, — растерялся Кушелев. — Я между прочим.
— Советую, между прочим, не хихикать. Готовьте ваши уроки. Это полезнее.
Еще кое с кем пришлось переговорить и еще троих поставить под винтовку. Тогда только в ротных залах наступила тишина, но на всякий случай Бахметьев продолжал прогуливаться между конторками.
