— Командир, да ты, никак, ранен?
И только тогда Пикунов понял, где он находится, что с ним стряслось.
— Как, успели? — спросил, с трудом шевеля враз пересохшими губами.
— Да, командир. — Шкарин осторожно сволок Пикунова с большака, за насыпью взвалил на плечи, подхватил два автомата и, широко расставляя ноги, пошел к кустам.
Страшная боль пронзила обмякшее тело Пикунова.
— Подожди, друг, — умоляюще простонал он, — дай отдохнуть.
Боец сделал несколько шагов и бережно опустил командира за грядкой сиротливо торчащих, совсем раздетых ивовых кустов. Глянул на свои руки и обмер — они были в крови, в крови оказалась и одежда.
— Да тебя, командир, перевязать надо. — Он стал было расстегивать свою телогрейку, но в это время на большаке послышался топот кованых сапог.
— Фашисты!
Шкарин схватил автомат, дал короткую очередь, и пяток фашистов сразу вывалились из шеренги бегущих.
Рывком, забыв про боль, Пикунов перевернулся на живот, схватил автомат, нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало — кончились патроны. Он судорожно полез в подсумок за другим магазином и нащупал полевую сумку. Страшная мысль помутила сознание: он ранен и, теперь уже ясно, не уйдет от карателей. А в сумке донесения связных, документы. Нельзя, чтобы они достались врагу.
— Так как же быть, Миша? — спросил сам себя и посмотрел на Шкарина. Это была его надежда.
Шкарин, пристроившись за кочкой, вел огонь по карателям.
«Надо торопиться, Миша», — подумал Пикунов, с трудом снял сумку, кинул Шкарину.
— Друг, бери и беги к нашим, а я прикрою.
Шкарин продолжал лежать.
— Командир, не оставлю тебя!..
В глазах Пикунова опять появились кровавые точки.
— Что?! — Ветер донес обрывки немецкой речи. Михаил увидел выглядывающего с большака фашиста, прицелился, выстрелил и, собрав последние силы, приказал Шкарину: — Выполняй!
На глаза бойца навернулись слезы.
— Друг, нельзя, чтобы документы попали к врагу! Понял? — Михаил больше не смотрел на Шкарина, знал: не ослушается.
Пикунов положил перед собой пару лимонок, пистолет — все, что осталось с ним. Странное дело, он не чувствовал боли, забыл про нее. Внимание его теперь было приковано к большаку — там фашисты, их нельзя подпускать к полевой сумке.
— Прощай, командир, — услышал он за собой знакомый голос, потом торопливые шаги, но ничего не ответил.
…На следующий день группа возвратилась к месту, где остался командир. Жители деревни Сторонка после ухода карателей подобрали Пикунова и перенесли в хату.
