— Когда я буду большим, я нападу на тебя маленькими ящерками, и собаками, и рыцарями.
— Когда я вырасту, я убью тебя ножом!
— Он не знает, послать сестру на аборт или нет.
— Он убьет нашу бабулю.
— Мы кто, персонажи его глупой книги, или будущие младенцы, или будущие абортированные?
— Если мы персонажи, то нас нет, мама нас или родит, или не родит.
— А если мы есть, тогда она нас абортирует.
— Если мы персонажи, то дядя нас убьет или оставит, но нас не будет, так что это не важно.
— Если мы есть, то нас мама или убьет, или оставит, тогда это важно.
— Если мы персонажи, то наш дядя злодей, а если мы зародыши, то наша мама убийца.
— Если мы персонажи, то наш дядя понятия не имеет о том, что такое писать. Как мы узнаём, что говорит наш дядя или наша бабушка, если мамы нет с ними рядом?
— Это ты понятия не имеешь о том, что такое писать. Писатель может все. Он сейчас может написать, что наша мама украла кассеты и все их прослушала. Может написать, что она сейчас плачет в ванной комнате, потому что поняла, какие у нее родители.
— Думаешь, наш дядя хороший писатель?
— Нет. Пиздит в кассетник, записывает ни в чем не повинных людей, пишет в компьютере всякую херню, чего ради люди станут читать его историю, когда все истории одинаковы? Дедушки убивали на войне, бабушки в мирное время вкалывали как проклятые, прабабушки причитают и жалеют о прошлом, мамы учатся в университете и никогда не могут найти работу, папы продают недвижимость ворам, которые не платят им процент, дяди, окончившие два факультета и повидавшие мир, воображают себя Марками Твенами и Джеками Лондонами, игроками в азартные игры и торговцами и убивают своих мам и невинных племянников. Кого может заинтересовать такое говно? А вот о самом существенном не говорят и не пишут.
— А что самое существенное?
— Самое существенное то, что мы у мамы в животе и наша старушка готова расставить ноги и отправить нас в контейнер. Об опасностях в жизни неродившихся людей книга еще не написана. Почему об этом никто не пишет?
— Ну ты и дурак. Только неродившимся известны страдания неродившихся, но рук-то у нас нет, чем мы будем писать?
— Я слышал по телевизору, один господин написал целую книгу ногами.
— Наш дядя украл у них кассеты.
— Я вовсе не ребенок с особыми потребностями.
— То, что говорил дед, он публиковать не станет.
