— А кому нужен толстый некрасивый итальянец?
— Счастливая бабушка распространяет вокруг позитивные вибрации, счастливая мама делает счастливым своего ребенка, счастливый ребенок не идет на аборт, он попадает в родильный дом и рождается вместе со своим близнецом.
— А мне нравится толстый Антонио.
— Толстый Антонио будет нашим дедом?
— Будет, если наш настоящий дед взорвет себя гранатой.
«Старик, это для амеров, скажи что-нибудь, мне дадут за это пятьдесят евро».
Каждое утро я плачу. Тихо. Никому не мешаю. Сижу на кровати и плачу. Почему я плачу? Вопрос на миллион долларов. Сегодня утром я не плакал. Я выл. Скулил. Стонал. Я сжал пальцы левой руки в кулак и впился в него зубами до крови. И опять выл. Скулил. Стонал. Я знаю, что повторяюсь, но мне хочется быть точным. В комнату вошла моя дочь. «Папа, — сказала она, — папа». Села рядом со мной на кровать, расправила мой окровавленный кулак и поцеловала ладонь. Левую. «Обними меня», — сказала она, и я положил левую руку ей на плечо и сказал: «Что, куренок мой?» Ну, переводчик, вот тебе крепкий орешек, я свою дочь зову, вернее, звал, куренок. Имей в виду, куренок — это не курица, не квочка, и как ты амерам переведешь «куренок»? Да, мне очень интересно, как ты переведешь амерам слово «куренок», которое означает не совсем то же, что курица или квочка. Почему я мою девочку называю куренком? На этот вопрос я не отвечу. Она улыбнулась и вытерла слезы. «Папа, ты лет сто не называл меня куренком». Я почувствовал вопросительный знак в конце фразы и ничего не ответил. Убрал руку с ее плеча, левую, и вытер слезы. «Папа, — сказала моя дочь, — можно я еще побуду с тобой? Можно я лягу на твою кровать?» «Ложись», — сказал я. Моя дочь спит. Дышит легко. Во рту у нее большой палец левой руки. Она всегда так спит. Мой куренок.
Сын вовсе не ждет от меня, что я буду исповедоваться этой кассете. Просто хочет продемонстрировать, что считает меня нормальным. Я люблю своего сына за то, что его моя история не волнует, человек просто хочет немного заработать, а вовсе не дрочить над моими кошмарами.
Кошмарами?
— Когда вы вытащите из себя то, что вас мучает, все будет по-другому, все будет как раньше.
Что меня мучает, что будет по-другому, если будет как раньше?
Интересно, возврат к старому — это действительно перемена к лучшему? Другой человек — это больной человек?
Если люди перестали тебя узнавать, значит ли это, что с тобой что-то не так?
Может быть, больны те, кто не может приспособиться к миру, в котором живут люди, которые изменились?
