Гибель великого города | страница 22
— Жалкие грешники! Вот оно — высшее благо! Слышите, как бьется сердце земли? Боги разгневались на вас, преступные души!.. Недолго осталось вам грешить…. Богиня Махамаи сердито хмурит брови…
Старик разразился злобным хохотом. Вени в испуге закричала. Поэт еще крепче прижал ее к себе.
— Вени…
Девушка спрятала голову у него на груди. Издалека доносились выкрики нищего:
— Не только богиня Махамаи, даже родная мать ее оставила… А ты дал ей приют…
Виллибхиттур и Вени в смятении смотрели друг на друга — они не понимали слов юродивого.
Вода в бассейне беспокойно плескалась.
Глава четвертая
Тусклые отблески пламени смоляных светильников дрожали на стенах. Они перемежались с тенями, колеблющимися, как рассерженные кобры. Печален был вид безлюдных покоев. Сам воздух, казалось, замер, словно задержанный в груди вздох. Через открытую дверь виднелась терраса. За ней — обширный внутренний двор. Здесь в первый день после прибытия высокочтимый Манибандх представил Нилуфар горожанам Мохенджо-Даро…
Солнечные лучи пробивались сквозь узкое оконце и словно звенели, напоминая о радости жизни за толстыми степами дворца, — так на бесконечной глади океана проглядывают кое-где верхушки коралловых рифов, будто тянущихся из мрака глубин к свету. Лучи прорезали серые струи ароматических курений, и Нилуфар хотелось в злобной ярости растоптать эти дымки […] причиной царившей в доме печали.
Полулежа на постели, египтянка грустно размышляла о своей судьбе. Она чувствовала себя, как лотос, охваченный ночным холодом, — его сочным лепесткам нужно жаркое солнце, чтобы в них снова заструились соки, чтобы цветок мог гордо распрямиться.
Нилуфар обвела взором стены покоев, потянулась всем своим гибким, как у змеи, телом — от него еще исходил аромат ночи, проведенной в любви, — и снова задумалась. Неужели все было обманом?. Сладкая боль, причиняемая острой иглой любви, пронизывала все тело, рождая в нем жгучее желание, перед которым все могущества, все богатства мира — ничто. Так огромные дворцы, подобные вздыбившимся волнам Ха-Пи, только жалкий прах перед истинным величием святого аскета…
Нилуфар в отчаянье застонала. Куда теперь полететь ее сердцу, этой вспугнутой птичке? Та заветная, единственная ветка, показавшаяся когда-то желанным прибежищем, уже сломлена…
Египтянка открыла глаза. Вокруг все так же безлюдно, безмолвно, печально… Что же случилось? Рядом с ней нет никого! Неужели ей суждено безвестно гибнуть в этой пустынной громаде?
