— За борт! — вскрикнул Борщев.
— Ты потише, — остановил его Лопатин. Но Борщев успокоиться не мог:
— Что же, по-твоему? Целоваться с немцем этим? Лопатин усмехнулся:
— Мы слишком хорошо с его высокоблагородием знакомы. Целоваться, пожалуй, не будем. — Подумал и добавил: — А неплохо бы потребовать, чтобы его от нас убрали. Верно, Семен?
Плетнев ответил не сразу.
Конечно, явного контрреволюционера Гакенфельта убрать следовало. Но, с другой стороны, пока что вредить он не мог, и можно было временно сохранить его на корабле, чтобы еще сильнее раскалить атмосферу.
Нет, команда уже достаточно озлобилась. Пора бы ей теперь почувствовать свою силу, а то до сих пор она слишком была пассивной.
А если не выйдет? Если командир встанет на его защиту и будет поддержан неладным ревельским комитетом? Если, несмотря на все, Гакенфельт останется?
Что ж, и это в конечном итоге может принести пользу: сплотит команду и малость подорвет авторитет командира. А главное, наверняка разоблачит Мищенку, который в этом деле пойдет за господ офицеров и всем покажет, кто он такой.
— Верно, — сказал Плетнев. — Как придем на рейд, так и созовем общее собрание.
— Собрание! — возмутился Борщев. — Опять разговоры разводить? Никаких собраний, балластину ему на шею — и пусть плавает!
— Замолчи, — снова срезал его Лопатин. — Пустобрех!
— Ты! Ты! — но больше Борщев сказать не успел. Прямо над его головой во всю силу забил большой звонок.
— Боевая тревога! — крикнул Плетнев, и другие подхватили:
— Боевая тревога! Боевая тревога!
Люди соскакивали с палубы и падали с коек, в темноте и путанице хватаясь друг за друга. Набок полетел раскладной стол, и, гремя, отскочила крышка люка в носовой артиллерийский погреб.
Коротким громом ударила наверху стомиллиметровая пушка, и сразу весь кубрик повалился вправо. У выхода была давка, и все время, не переставая, захлебывался звонок боевой тревоги.
Плетнев уже был на верхней палубе.
Миноносец, накренившись на правый борт, полным ходом описывал циркуляцию. Качаясь, плыла выглаженная волна с рваной каймой пены, и дальше в смутной мгле качалось какое-то серое пятно, и за ним опадал высокий водяной столб.
Второй выстрел туда же, влево, и с мостика искаженный мегафоном голос Гакенфельта:
— Два меньше, беглый огонь!
Пятно быстро катилось к носу и почему-то уменьшалось. Позади него пророс новый всплеск, но смотреть было некогда: нужно было бежать к своим бомбам.
Снова грянула носовая пушка.
