Все кошки смертны, или Неодолимое желание | страница 202



Ну-ну. Предисловие оказалось коротковато и не так заумно, как я рассчитывал, чтобы сыграть роль снотворного. Я наугад пролистнул книгу и на беду свою тут же наткнулся как раз на то, чего опасался. Глава называлась «Некрофилия». Из нее я узнал, что это ― половое влечение к трупам и совершение с ними сексуальных действий. Встречается исключительно у мужчин. Обычно в формировании некрофилии присутствуют садистские наклонности человека. При резко выраженной некрофилии особое наслаждение некрофил испытывает при расчленении трупа, прикладывании отдельных его частей к собственному телу, что сопровождается мастурбацией, иногда половым актом...

Меня снова передернуло, совсем как давеча, когда пошел отходняк, так испугавший Прокопчика. На кой хрен я вообще стал читать эту пакость! Да так я нипочем не засну! Вставать за другой книжкой не хватало сил, поэтому было принято решение сосредоточиться исключительно на извращениях каких-нибудь совсем нестрашных, а лучше даже веселых.

Я полез в оглавление. Вот, например, вуайеризм. Насколько я припоминаю, страсть к подглядыванию. Как в том анекдоте: больше всех заплатит тот джентльмен, который будет наблюдать за джентльменом, который будет наблюдать за тем джентльменом, который будет трахать прекрасную Мери. Или клизмофилия ― это уж совсем обхохочешься: место клизмы изменить нельзя! А тот же трансвестизм ― наверняка уснул бы, читая, с улыбкой на устах, если б не стоял перед глазами покойный подполковник действующего резерва в белокуром паричке и серебряном платьице. Я принялся листать брошюру в поисках этих должных способствовать мирному засыпанию девиаций, но они почему-то не находились. Зато вместо них мелькали на страницах пугающие названия типа «Сексуальный вампиризм» или «Комплекс невыделенного эротического объекта».

Сон все не шел, а перед глазами маячила почему-то секционная старого, сейчас уже снесенного судебного морга, куда мне не раз приходилось спускаться по долгу службы. Делал я это всегда без особой охоты. Меня смущали там даже не тела умерших ― этого-то я насмотрелся и вне стен морга. Угнетала сама обстановка: мрачные низкие своды с крошечными зарешеченными окошками под потолком, грязные кафельные стены, тусклые синие лампочки. Но главное, пронизывающая до костей ледяная сырость, от которой казалось, что ты тоже уже замороженный покойник, а бродишь здесь между цинковыми столами исключительно по недоразумению.

Картинка привязалась, я никак не мог от нее избавиться. Все брел и брел по бесконечной мертвецкой, пока вдруг не осознал, что на столах вокруг меня ― одни лишь голые женские тела. И с ужасом догадался, что многие из них мне хорошо знакомы. Вот Нинель. Она улыбается мне одними губами и даже призывно подгибает и чуть раздвигает колени ― дескать, не теряй времени! Вот бывшая моя жена Татка. Хмурится, чем-то недовольная, как обычно, но тоже дергает подбородком и повелительно шевелит рукой, подзывая к себе. Еще какие-то очень знакомые и в то же время не до конца узнаваемые дамы. Но каждая считает долгом поприветствовать меня, подмигнуть, поманить к себе. А я все шагаю как заведенный по выщербленному каменному полу, прожигающему холодом ступни прямо через подметки, пока кто-то не касается моей руки. И я совершенно не пугаюсь, потому что это как раз то, что я искал. На тусклом цинке не лежит уже, а сидит передо мной обнаженная рыжеволосая Люсик, которая совершенно не похожа на мертвую. Стыдливо сутулится, прикрываясь одной рукой, но одновременно тянется ко мне всем телом. Она нежно кладет другую руку на мое плечо, но сжимает его крепко. Тянет к себе и настойчиво трясет, трясет, трясет.