― А где эта... такая?.. ― с испугом вглядевшись в меня, почему-то низким шепотом поинтересовался стрингер.
― Какая? ― уточнил я, оглядываясь. ― Тут больше никого.
― О-о! ― в отчаянии простонал он.
И вдруг, сунув руку под одеяло, принялся судорожно шарить где-то в области собственного паха. Искомое никак не нашаривалось, потому что лицо Вантуза исказил уже не просто испуг, а натуральный ужас.
― Где?! Где?! ― бормотал он, вибрируя всем телом.
Но наконец пальцы его что-то нащупали. Черты
лица разгладились, из груди вырвался облегченный вздох. Выпростав из-под одеяла руку, Вантуз несколько мгновений рассматривал свою добычу, а потом облегченно отбросил ее в угол, где использованный контрацептив, чавкнув сырой лягушкой, шлепнулся на паркет.
После этого он неожиданно легко перевел свой грузный круп в положение, которое с некоторой натяжкой можно было признать вертикальным, и сел на кровати. Почесал заросший черными волосами огромный, как рюкзак туриста, живот и виновато спросил:
― Как же это мы с тобой, дружок, а? Оскоромились?
Я остро почувствовал, что сейчас может возникнуть довольно сложная для дальнейшего разрешения коллизия, и решил немедленно объясниться, сообщив:
― Я, собственно, только что подъехал.
Давненько мне не приходилось видеть такого искреннего облегчения, которое продемонстрировало лицо Вантуза.
― А... ― протянул он, ― выходит, мы вчера... не с тобой?.. А?
― Полагаю, тут была дама, ― заметил я, поддевая одним пальцем лежащие на стуле скомканные колготки, ― так примерно пятьдесят шестого размера.
― Пятьдесят шестого? ― переспросил он и снова удовлетворенно рыгнул: ― Мой гардероб.
Но тут же снова забеспокоился. Его необъятный живот заколыхался, перемещая центр тяжести хозяина сперва из стороны в сторону, а потом вперед. Наконец Вантуз не без труда поднялся на кривые волосатые ноги, чуть наклонился вперед и, влекомый инерцией собственного брюха, устремился в прихожую.
― Даже дверь, сучка, не закрыла... ― послышался оттуда его утробный голос.
Сам он тоже не потрудился прикрыть дверь в ванную, вследствие чего на меня обрушились разнообразные чарующие отзвуки имевших место в организме стрингера процессов метаболизма. Когда он вернулся обратно, облегченный, но не посвежевший, его интересовал один-единственный вопрос:
― Пиво осталось?
Через четверть часа мы сидели на кухне. Вернее, сидел он, а я стоял у плиты, жарил ему яичницу и дивился, с какой скоростью бравая батарея полных пивных бутылок превращается в нестройную толпу пустых. Вантуз теперь был оживлен и даже разговорчив. Единственная странность заключалась в том, что он так и не поинтересовался, кто я, зачем пришел и почему с такой готовностью бегаю ему за пивом.
