Как со звоном слетают на пол тарелки и бокалы.
И совсем невероятное: неприлично заголенный пластик стола вздымается почти отвесно, точно корма терпящего бедствие судна. Да не просто вздымается, а буквально взлетает, как пустой спичечный коробок, делает кульбит в воздухе и ножками вперед стремительно проносится где-то в опасной близости от моей глупой головы, непонятно зачем притащившей меня в это милое местечко.
В следующее мгновение край стола тупо ударяет в грудь доктора Ядова, от чего оба они, доктор и стол, с глухим деревянным стуком валятся на пол. Угрожающе трещат подпорки не приспособленной к подобному эквилибру кибитки.
Но все перекрывает новый звук. И несмотря на абсолютную неожиданность ситуации, этот звук я узнаю сразу.
Тот, который вчера в психбольнице я сперва принял за дикий вой подопытного животного.
А потом, когда в кабинет главного врача влетел запыхавшийся санитар, понял, что принадлежит он человеку.
И сегодня смог воочию узреть, какому именно человеку.
Дама, уже без вуалетки, лежала на полу в странной позе. Сжавшись в комок, как эмбрион, с неестественно подогнутой левой рукой, со все еще зажатой в ней вилкой. Это она выла на одной высокой несмолкаемой ноте. А крупная дрожь, словно мертвая зыбь, волнами пробегала по ее телу.
В углу заворочался Ядов. У него было разбито лицо, кровь текла из длинной царапины через всю щеку. С трудом глотая воздух, он встал на колени, потер грудь и так на коленях пополз к своей спутнице. Но в тот момент, когда он уже оказался над ней, вой смолк, перейдя в глухое утробное бульканье. И сразу вслед за этим ее тело изогнулось невозможной, немыслимой для человеческого организма дугой. Затрещала ткань юбки, мелькнули сухие старческие голые ноги, и профессор снова отлетел в противоположную сторону кибитки.
На этот раз подпорки все-таки не выдержали. Одна стенка, увлекая за собой соседнюю, угрожающе накренилась и провисла. Я бросился к Ядову в естественном желании помочь ему выбраться, но он резко оттолкнул меня рукой.
― Ее, ее держи... ― прокаркал он, задыхаясь.
Женщина билась на ковре в коротких, но мощных конвульсиях. Я метнулся к ней, судорожно пытаясь выдернуть из памяти меры первой помощи при эпилептическом припадке: кажется, надо держать эпилептика за язык, чтобы не проглотил. Но опустившись рядом с ней на корточки, остановился в нерешительности: зубы у нее были крепко сцеплены, а перекошенное судорогой лицо забрызгано клочьями розовой пены, пузырями вздувающейся на синих губах.
