— Ублюдок! Чтоб ты подавился своим дерьмом! Слышишь, ублюдок! Я… Я… — он изменил ритм ударов и принялся лупить в дверь по три удара подряд с равными промежутками.
— Джон, так вы сделаете себе только хуже! Посмотрите, на кого вы похожи.
— Сукин сын! — И тут на него опустилась тьма. Он распростерся на полу поближе к полоске света под дверью.
— Джон, вы знали, что будете наказаны. Два дня.
— Вы не имеете права заточать человека! Не имеете права. Я выломаю дверь.
— Я вернусь позже.
— Света! Послушайте, дайте мне света!
Но доктор Аллен уже удалялся по коридору. Занимаясь другими больными, он еще долго слышал отрывистые крики Джона, похожие на лай собаки, брешущей на ворота. Однако несколько часов спустя все стихло.
Ханна прогуливалась с Аннабеллой и её собакой Муфтой там, где уже не было слышно сумасшедших. Снег почти сошел, снежные корочки виднелись лишь кое-где в ложбинах и с подветренной стороны деревьев. Было сыро, лес простирался вдаль, теша глаз неброскими гобеленовыми цветами.
Муфте холод явно не нравился. Она трусила впереди и время от времени оборачивалась, беззвучно бросая на девушек обеспокоенные взгляды и суетливо поводя бровями.
— Ой, забыла рассказать, — продолжила Ханна. — Когда я пришла, он катался на коньках.
— На коньках?
— На пруду около своего дома, — как хорошо, что ей вспомнилась эта подробность! Ханна с такой скоростью вывалила на подругу первую порцию подробностей, что в повисшем молчании начала было сомневаться, произвел ли ее рассказ должное впечатление. Однако в радостном возбуждении Аннабеллы со всей очевидностью читался интерес.
— И что, он хорошо катается? Небось, вовсю перед тобой рисовался?
— По-моему, неплохо. Но я не так уж долго за ним наблюдала. Он сразу перестал, как меня заметил.
— Тоже хорошо.
Муфта, похоже, напала на след. Она остановилась, вытянула дрожащую заднюю ногу, брыкнула ею и унеслась за дерево.
— И о чем же вы с ним беседовали до самого вечера?
— Все больше о поэзии.
— О поэзии. Что ж, это вселяет надежду.
— Ты правда так думаешь? — Ханна вспомнила долгие вязкие паузы в разговоре, но постеснялась о них упоминать: а вдруг это был дурной знак? Но ей так хотелось услышать мнение подруги, что она, на миг задумавшись, чтобы подыскать слова, вымолвила. — Он был весьма… замкнут.
— Время от времени ему положено уходить в себя, ведь он же поэт.
— Так я и подумала.
— Вот-вот, я правда считаю, что это вселяет надежду. Надо бы нам еще что-нибудь придумать. И к тому же я его так и не видела.
