Ресторан только что открыли, и залы были почти пусты. Глупо было входить первым, во всяком случае одним из первых, — так солидные посетители не поступали. Но Пояркова меньше всего беспокоили этикет и традиция, он вошел и сел за один из столиков справа, как велела когда-то Катя.
Ему надо было увидеть ее, увидеть во что бы то ни стало. «Я не тоскую о ней и не испытываю никакого желания говорить о чувствах. У меня их просто нет. Мне надо уличить ее во лжи. Она говорила, что не будет сегодня в «Бомонде» — так он убеждал себя и так оправдывал свое появление здесь.
Обман имел какое-то значение для Пояркова. Он подозревал в Кате агента. Если она подослана к нему, то перемена даты имеет определенный смысл, и дело вовсе не в официантке, а в «хозяине», который разрабатывает план. Ему хотелось, чтобы так было. Он устал от ожидания.
Кати действительно не было. К Пояркову подошел официант, молодой человек с рыбьими глазами и загнутым книзу длинным носом, и предложил карточку. Поярков заказал коньяк, пару ломтиков лимона и легкую закуску.
«Может, Катя в другой половине зала, — подумал Поярков, — и еще появится…»
Он набрался терпения и стал ждать. Взгляд его время от времени обегал зал, проверяя столы, и не находил Кати. Подозрения его были напрасны. Она не обманывала.
«Глупо… Очень глупо, — кусал губы Поярков. — Я начинаю терять ориентацию. Нервы сдают, что ли?»
Он допил коньяк, нехотя, с тоской какой-то. Сунул в рот лимон, куснул его и не почувствовал обжигающей кислоты, не поморщился во всяком случае.
«Уйду… Уйду сейчас же!»
Его сердила бесплодность всего, что он затевал в последние дни. Какая-то пустота. Тропа, которую он избирал и которую ясно видел впереди, после нескольких шагов вдруг исчезала, растворялась вроде бы. Это способно вызвать не только гнев, но и отчаяние. Какую-то ошибку, видимо, он совершил при выборе схемы. Ошибку или ошибки. Целую серию ошибок.
«Десять лет меня ничему не научили. Главное, не научили видеть людей. Живых людей. Не манекены же я все время встречал? Откуда такой шаблон в подходе? Или смена обстановки сбила меня с толку? Не понял новых хозяев, не оценил их возможности. Не раскусил тактику японцев».
В одиннадцать часов, так и не увидев Кати, Поярков покинул ресторан. Стоит ли говорить о том, что он был мрачен, зол на всех и на самого себя и бранился. Мысленно, конечно. Ни официант, который дьявольски медленно подсчитывал выпитое и съеденное, хотя выпито и съедено было ничтожно мало, ни гардеробщик, возившийся с котелком Пояркова, как с короной английского короля — дул на него и подчищал щеточкой поля, ни кондуктор в трамвае, сонный старикашка, не услышали ни «дурака», ни «идиота», ни «кретина». Все это не слетало с губ и предназначалось лишь для Пояркова.
