— А что делать? — сказал Володька немного виновато. — Мне через две недели уже домой ехать. Как я его повезу, такого замурзанного?
— С собой возьмешь? — не поверил Женька.
— Ну, а куда его девать?
— А мать с отцом что скажут? — спросил рассудительный Сашка.
— Уговорю. Живут же у других собаки…
С того дня вся улица стала знать, что Гермес — Володькина собака.
А еще через два дня Гермес пропал.
Его искал Володька, искали все мальчишки. По всему поселку. Заглядывали в чужие дворы, спрашивали незнакомых людей. Потом пришли ребята с Ишимской улицы и сказали, что Гермеса сбил грузовик. Володька побежал за ними. В кювете лежала мертвая собака. Тоже большая и рыжая, но совсем не Гермес.
— Не он, — сказал Володька. И ушел домой. Вдруг почувствовал, что Гермеса не найдет.
— Ты странный человек, — сказал дядя Витя. — Как можно убиваться из-за бродячей собаки!
— Она была не бродячая, а моя, — ответил Володька и отвернулся.
— Можешь ты объяснить, зачем она? От любого домашнего животного должна быть польза.
Володька не мог объяснить. Пользы от Гермеса не было. Просто нравилось Володьке, как он тычется мокрым носом в ладони, как тепло дышит в ухо, когда они играют в пограничников и прячутся в кустах…
— Володя, — сказал дядя Витя с мягким нажимом. — Я удивляюсь, честное слово. Каждый мальчик должен быть мальчиком, а не плаксивой девчонкой. А ты все время киснешь. Чем ты недоволен?
— Всем… доволен, — тихо сказал Володька, с раздражением глядя на георгины. Их пунцовые, как петушиные гребни, головы плавно качались в открытом окне.
Дядя Витя продолжал:
— Любой другой мальчишка на твоем месте был бы в восторге. Все к твоим услугам. Хочешь велосипед? Пожалуйста. Фотоаппарат? Бери, учись, снимай. Кататься на лодке? Попросим у Андрея, он не откажет. Из ружья пострелять? Давай, спустимся в овраг, постреляем…
— У твоего ружья отдача как у гаубицы, — хмуро сказал Володька и пошевелил плечом.
— Просто ты боишься… Почти одиннадцать лет тебе, а глаза на мокром месте. Как у пятилетнего… — Он усмехнулся и добавил, вспоминая давний разговор. — А еще собирался стать путешественником. Путешественники не роняют слезы, как горох.
— Я не путешественник, — со сдержанной обидой ответил Володька. — Я ни разу не был ни в каком путешествии. — И, чувствуя, как защипало в глазах, он торопливо вышел из дома.
У калитки ему попалась на глаза свежая сосновая щепка, широкая, как гладиаторский меч. Володька машинально поднял ее. Он пошел вдоль палисадника, щелкая по ноге липким от смолы сосновым клинком. Георгины над изгородью горели, как красные светофоры. Один, самый высокий, заносчиво поднял голову на прямом, словно спица, стебле. Володька не замедлил шага. Только рука его сделала молниеносный поворот, и деревянный меч, описав золотистый полукруг, чиркнул по стеблю.
