А сейчас они с любопытством смотрели на плачущего Андрюшу и было видно, что никому из них его не жалко.
– Мальчики! – сказала я, обращаясь ко всем сразу, но глядя в дерзкие глаза маленького очкарика. – Мальчики, а вы никогда не слышали о том, что Бог наказывает тех, кто издевается над слабыми и больными?
Они все враз затихли и уставились на меня.
“Не знали об этом?” – “Нет, не знал…” – сказал очкарик.
“Теперь знай”.
Я выдержала паузу и сказала: “Андрюша из детского дома. У него мамы нет. К нему никто не ходит. Ему и так плохо. А вы его ещё и обижаете.”
“Нет мамы?!” – они опять все разом загалдели. – “Совсем нет мамы?!”
“Да. Совсем нет мамы”.
Света вышла из бокса. “Есть хочет, – сказала она. – От голода плачет. Но у меня нет! нет ничего!”
“Вот, передайте ему”, – мы протянули пакет.
Она с радостью схватила его. “Набоков! на, ешь!”
И – унеслась в “сестринскую”, к телевизору: там шла 98-ая серия какого-то американского сериала…
Мы стояли у стеклянного тамбура и смотрели на Андрюшу, как он уминает бутерброды. Потом он принялся за яблоко. Яблоко было большим, оно выскользнуло у него из рук и покатилось по полу. Андрюша удручённо смотрел ему вслед. Минут пять он гонялся за ним, зажимал между ногами, но почему-то никак не мог взять рукой. От бессилия и огорчения он плакал. Мы пошли искать Свету. Она помыла яблоко, и Андрюша впился в него зубами.
Рядом с нами стояла девочка с белой косой и васильковыми глазами. Какой-то мальчик, пробегая мимо, стрельнул в неё взглядом и нехорошо выругался. Девочка сказала: “Вот, ругаются”.
– А не ты ли их научила? – спросила я.
Она испуганно распахнула свои сказочные глаза. И – ничего не ответила.
– Ты такая красивая девочка, тебе совершенно не идёт ругаться.
– Я не красивая, – уныло сказала она.
– Ты сказочно красивая. Как Василиса Прекрасная. Неужели тебе никто про это не говорил до меня?
– Нет… – прошептала она.
– Жалко… У тебя такие синие глаза, такая прекрасная коса. Я таких красивых девочек не встречала.
Она ошеломлённо молчала.
– А как тебя зовут?
– Клава.
– И имя у тебя красивое. Старинное и очень редкое.
Удивительно, как ей шло её имя. Конечно, Клава, а не Марина или Юля.
– Сколько тебе лет, Клавочка?
– Девять, – тихонько сказала она.
– Пожалуйста, не ругайся больше, ладно?
Она кивнула. Она смотрела на меня почти с испугом.
Я ободряюще улыбнулась ей.
– И помни, что ты – красавица.
Она кивнула, а в глазах стояли недоумение и недоверие. Я погладила её по густым, мягким белым волосам: “Я правду говорю”.
