Гашу свет в нашем боксе, но всё равно светло: горит свет в коридоре, в соседнем боксе, так что можно даже читать. Гавр принёс молитвенник. Ксюша внимательно вслушивается в слова молитв.
Потом она засыпает и дышит уже полегче, потише… Слава Богу.
* * *
В девять вечера выключают свет и в других боксах – отбой. Пригашают свет в коридоре. Остаётся только полная луна в окне…
Я лежу на топчане, узком и коротком. В ногах у меня стул. Матрац короткий, детский, снятый с Ксюшиной маленькой кроватки. Жёстко и коротко, но мне как-то всё равно. Ничего другого и не хочется. Я даже рада в душе, что мне так жёстко спать, что я тоже хоть немного страдаю – вместе со своей девочкой.
Ночью кажется, что лес деревьев входит прямо в комнату… Мы сейчас с Ксюнечкой, кроме “Обезьянки Тото” читаем ещё “Волшебную шляпу” – про муми-троллей. Там есть такой эпизод: когда в доме вырастает тропический лес, прямо внутри дома. Вот и у нас в боксе такой тропический волшебный лес по ночам… Да, Ксюнечка дышит сегодня потише… И я не могу уснуть от радости. Хотя поспать надо бы: я уже неделю почти без сна.
Но уснуть не дают ещё и громкие голоса, бормотание телевизора… Это с нашей палатой граничит “сестринская”, и мой топчан – как раз у этой стены, которую и стеной-то не назовёшь: это просто лист фанеры, которым заколочено бывшее, такое же широкое, как и во всех других палатах, окно. По вечерам, разогнав детей по палатам, медсёстры и нянечки собираются у меня прямо над ухом… Странно, но меня эти ночные голоса и телевизор совершенно не раздражают. Они создают даже некоторый уют: в полной тишине мне было бы тоскливо. Да, я – дитя города, более того, я – дитя муравейника. Всё своё раннее детство я засыпала под гомон голосов за стеной, под говор радио, под пение патефона… Вот какой я древний человек! – я засыпала под пение патефона… “Что такое патефон?” – спрашивают с изумлением мои дети.
* * *
…Ты сказал сегодня: “Даже не успел вымыть посуду. И не убрал ещё ничего. Руки не подымаются ничего делать… делаю только то, что нужно для вас. Это меня как-то держит на плаву… Без вас ужасно пусто дома”.
Прости, милый, я оставила дома такой ужасный раззор, такой развал! Что даже не представляю, как ты с этим справишься. “Справлюсь потихоньку…” – говоришь ты смиренно.
Знаю: справишься. Но это просто ужас, что я там натворила перед отъездом в больницу. Хотя морально я была готова к этому. В понедельник я сказала Ксюше, что ей придётся лечь в больницу и всё приготовила ей для этого: перестирала нужные вещички, нагладила, сложила стопочкой.
