— How do you do, sir,[17] — произносит принц.
Это он говорит с очень странным акцентом.
— О'кей, — отвечаю я.
— Я должен разговаривать с ними по-английски, — объясняет Ганси, — они все еще не научились говорить по-немецки.
— Ах, вот так?
Но Ганси не прошибешь никакой иронией.
Маленький негр, на котором широкая золотая цепь с большим крестом, смотрит на меня и зло произносит:
— Now get the hell out of here and leave us alone![18]
Он, пожалуй, сумасшедший, думаю я, и у меня возникает желание дать ему пощечину.
— Грязный белый, — говорит он.
Я делаю шаг вперед, но Ганси быстро встает между нами.
— Он так не думает, — кричит он. — Правда! Дома у него все иначе, чем здесь. Я объясню это тебе завтра. Спустись вниз!
— Ради тебя, — говорю я. — Но через пять минут вы должны быть в кровати, поняли?
— Честное слово, — заверяет Ганси.
Я закрываю дверь, которая тут же запирается на засов, громко удаляюсь на пару шагов, затем возвращаюсь обратно, так как хочу подслушать, о чем они будут говорить дальше.
Голос Ганси:
— Это мой брат, понимаете? Кто скажет против него хоть слово, получит по морде.
Голос маленького негра с золотой цепью:
— Okay, okay. Forget about him.[19]
— Что было дальше, Джузеппе?
— Несколько дней прошло хорошо. Мы спали в помещении; днем снова покупали хлеб, колбасу и сыр и забрасывали нашим родителям; а люди из кинохроники и с телевидения снимали нас: как мы убегали от карабинеров, или как кое-кто из нас был схвачен, или как мы швыряли еду.
— И?..
— На третий день у них было уже достаточно снимков, и они ушли. И мы не получали больше денег. Затем, через три дня, вышли из укрытия наши родители, добровольно, от голода.
— Я ведь говорил, все люди — свиньи, — декларировал Ганси.
Принц вежливо осведомился:
— И как ты только попал в интернат, Джузеппе, это ведь немалых денег стоит?
— Мне повезло, понимаете? Я стал лучшим в классе. Мой отец получил девять месяцев.
— Девять месяцев? За обычную историю?
Голос Джузеппе звучит стыдливо:
— Не только за это. У него были еще кое-какие грехи. Теперь за это он должен отсидеть срок.
— Какие такие грехи?
— Он был одним из участников забастовки.
— Твой отец — коммунист? — спросил отвратительный негр.
— Да, коммунист. Но он не мой настоящий отец! — быстро прокричал Джузеппе. — Он мой приемный отец. Я его приемный сын.
— Что это значит? — спросил тонким нервным голосом принц.
— Это ребенок, у которого нет родителей и которого берут чужие люди, — объясняет мой брат.
