Наш милый попутчик не только раздобыл розвальни, но и взялся нас провожать, хотя дорога его лежала совсем в другую сторону. Семь километров на кляче, через пустыри и рощи, дались нелегко. Мы окоченели. Но помог кожух юриста, которым он догадался покрыть наши ноги. А то и отморозить недолго: мороз под сорок, ветер свищет вовсю, на ночь глядя.
В Арзамасе-II Владимир Владимирович сердечно распрощался с юристом и, войдя в вагон, мгновенно заснул.
В Казани, к счастью, мороз значительно ослабел. Настроение заметно поднялось: билеты на оба вечера расхватали в один день. Оперный театр осажден — толпа катастрофически разрастается. Появляется конная милиция — такое я наблюдал впервые. Студенты требовали входных билетов, и дирекции пришлось согласиться. Толпа хлынула в театр. Стеклянная резная дверь разбита. Студенты пробрались даже в оркестр.
Я объяснил Маяковскому, как пройти в театр. Хорошо ориентируясь даже в незнакомых городах, он обычно находил дорогу без расспросов.
Пора начинать, а Маяковского нет. Странно и на него не похоже!
Наконец, догадавшись, что он не может попасть на свой собственный вечер, я взываю к милиции. Его извлекают из толпы уже изрядно помятого. Но он приятно возбужден: ему, пожалуй, нравится все это, он энергично шагает по сцене, раздвигает театральную мебель, чтоб просторнее было. Нашлись «энтузиасты», которые проникли и под сцену. Их удаляют. Маяковский уговаривает оставить их, но безрезультатно. И «зайцы», топоча и крича, взмыли из подземелья в небеса. Казалось, рушатся лестницы: втиснулись меж сидящих, заполнили все пространство, нависли с третьего яруса, того и гляди, грохнутся эти человечьи гроздья вниз, на партер.
Маяковский поднял голову, вперив взор в верхний ярус, открыл от удивления рот и застыл в такой позе на несколько секунд. Зал пуще прежнего расшумелся. Ну как было в эту минуту не возникнуть ассоциации с зияющей пустотой нижегородского театра?
Маяковскому долго не давали начать: буря аплодисментов, которую не могли остановить ни его поднятая рука, ни призывы. Он развел руками, улыбнулся и сказал:
— Я уже выступал в Казани вместе со своими соратниками по искусству Василием Каменским[14] и Давидом Бурлюком[15]. Это было в те далекие времена, когда помощники присяжных поверенных говорили про нас, что этих-де молодых людей в желтых кофтах хватит не более как на две недели. Но пророчества эти, как видите, опровергнуты уже тем, что я по прошествии тринадцати лет опять стою перед казанской аудиторией.
