— К сожалению, прием в «Юные борцы за мир» в настоящее время закрыт! — произнес он.
Я представил, как мы с моим островным директором хохотали бы над этой фразой, но здесь такое, видать, было совершенно не принято.
— Уж, выходит, и не поборись… — только пробормотал я. Ланин со скорбным лицом ждал, когда я покину помещение и можно будет продолжать разговор со всей ответственностью и серьезностью.
— Можем записать тебя в кружок домоводства! — пытаясь как-то разрядить напряженку, улыбнулась Латникова. — В кружок мягкой игрушки.
— О! Годится! Это я с детства люблю! — воскликнул я, но тут уже почувствовал, что и сам устал от своего кривлянья. — Все! Больше не буду! Ухожу! Это еще вольный дух из меня не вышел. Все! Пардон! До свидания! — Поклонившись, я убыл.
Я радостно сбежал по лестнице. Внизу, в вестибюле, встретил Генку с папашей; тот бережно нес свой дурацкий стеклянный колпак с невидимым шедевром, Генка волок какой-то ящик, — видимо, с микроскопом.
— Ну как? — обеспокоено спросил меня Генка.
— Нет проблем! — ответил я.
— Да… умеешь ты! — с завистью произнес Генка.
— Спокойно! Не надо меньшиться! — суровым тоном проговорил отец. — Нам тоже есть что предъявить!
Поделиться радостью — я снова в своей школе, снова дома — было не с кем. В прихожей встретил меня только Чапа: родители все еще не пришли. И то Чапа был какой-то озабоченный, рассеянно куснул меня и побежал в комнату, где были свалены вещи, и стал по очереди скрести чемоданы.
«Ясно! — вдруг понял я. — Свою любимую игрушку ищет!»
Я разыскал ему его любимую резиновую куколку, он, увидев ее, радостно подпрыгнул, довольно заурчав, улегся с ней в угол, и наступило полное счастье.
Проснулся я рано, родители еще спали. Отпуск! У меня, впрочем, тоже, но все равно — надо мчаться, столько нужно увидеть после разлуки!
Я поставил на плиту чайник, но он, как назло, долго не закипал.
— Ну закипи! Ну что тебе стоит! — уговаривал я, но он делал вид, будто не понимает, о чем речь.
Затрещал телефон. Так! С утра начинается! Это хорошо.
— Алле! — хватая трубку, произнес я. — Говорите, я слушаю!
— Это я.
— Кто — я? Говорите конкретно!
— Генка… кто же еще?
— Что значит — «кто же еще»? Ну, слушаю вас… то есть тебя!
В трубке было тихо. Он звонит, а я должен за двоих разговаривать!
— Ну, как дела? — спросил я.
— Нормально… — проговорил Генка. — В школе оставляют меня. Отец рассказал, какие я штуки делаю…
— Ну и что?
— Латникова сказала: «Надо же!»
