Мышку красавицей не назовешь. Но все любят Мышку.
Я тоже. Мышке шесть лет. Ей никогда не будет шестнадцать. Чернобыль, верно догадались. Мать Прусака и Мышки сейчас лежит в роддоме. Всех нас интересует, что у нее родится. Оч-чень интересует.
— Кошка гулящая! — рычал наверху Новаковский. — Жидовская морда! Я у тебя вышибу из башки этот идиотизм, обезьяна рыжая!
Я включил плеер и побежал дальше.
Julie, Julie
There’s nothing for me but to love you
Hoping it’s the kind of love that never dies
I love the way you look tonight
Julie
You’re so fine
You’re all that really matters...
На Новом Рынке почти не было народу. Хозяева магазинов запирали двери, опускали металлические жалюзи и решетки. Работал только «Макдоналдс», потому что «Макдоналдсы» экстерриториальны и неприкосновенны. Как обычно, там сидели и обжирались корреспонденты различных газетных концернов и тивишники всяческих станций.
Был открыт также книжный магазин «Арена», принадлежащий моему знакомому, Томеку Годореку. Я частенько заглядывал к Томеку, покупал из-под прилавка разную контрабанду, самиздаты и литературу, запрещенную Курией. Кроме книжного бизнеса, Томек Годорек занимался изданием пользующегося спросом ежемесячника «Кутила», местной мутации «Плейбоя».
Томек стоял перед магазином и смывал растворителем намалеванную на витрине надпись: «ВЗДЕРНЕМ, ЖИДОВСКАЯ МОРДА».
— Сервус, Томек.
— Сальве, Ярек. Come inside![33] Есть «Мастер и Маргарита» издательства «Север» и «Blechtrommel»[34] Грасса.
— У меня есть и то, и другое. Старые издания. Отец спрятал, когда сжигали. Салман Рушди есть?
— Будет через две недели. Отложить?
— Само собой. Ну привет. Спешу в школу.
— Сегодня аусгерехнет? — Томек указал в сторону Манёвки, откуда слышалась все более интенсивная стрелянина. — Плюнь на школу и возвращайся домой, sonny boy[35]. Inter arma silent Musae.[36]
— Audaces fortuna iuvat[37], — неуверенно ответил я.
— Your business[38]. — Томек вынул из кармана чистую тряпку, поплевал на нее и протер стекло до блеска. — Вуе.
— Вуе.
Перед «Гладиусом», квартирой Масонской ложи, рядом с памятником Марии Конопницкой стоял полицейский броневик с установленным на башенке М-60.
На цоколе памятника светилась намалеванная красной краской надпись: UNSERE SZKAPA[39], а немного пониже:
Эта кляча — наш пророк,
Ссать иди на свой порог!
Рядом с памятником стоял рекламный щит, а на нем за стеклом — фотография, запечатлевшая разгромленную могилу писательницы на Лычаковском кладбище
