— Никто тебя не съест, не волнуйся! Никто даже не укусит! И мама с папой наконец с тобой познакомятся, я давно им обещала…
Сауле молчала.
— Сколько можно прятаться?!
В комнате чему-то звонко рассмеялся Никита. Слышно было, как бубнит телевизор.
— Ты и его сделаешь дикарем! Мальчишка из-за тебя нигде не бывает…
— Неправда, — прошептала Сауле, — у него полно друзей!
— Ты про дворовую шпану? — язвительно поинтересовалась Таня. — Китеныш кроме этой конуры ничего в жизни не видел, ни у кого в доме не бывал!
— Почему «конуры»? — вяло запротестовала Сауле.
— Да ладно тебе! Мальчишке осенью в школу, а он… — И твердо сказала: — Короче, я жду вас в гости, и точка! У тебя месяц впереди, чтоб морально подготовиться к вылазке. И учти — никаких отговорок!
— Ты… сумасшедшая, — испуганно выдохнула Сауле. — Что я там буду делать?
— Ничего особенного. Всего лишь — сидеть за столом.
Вкушать яства, моя мамочка изумительно готовит, чтоб ты знала! Общаться с моими родственниками и друзьями. Улыбаться мило и изредка отвечать на мамины вопросы, думаю, у нее их за это время — кошмар — семь лет прошло! — прилично накопилось.
— Н-на вопросы… — пролепетала Сауле, побледнев.
— Мамочка — человек деликатный, — хмыкнула Таня, исподлобья рассматривая подругу, — не то что я!
Сауле тяжело вздохнула, но спорить не стала. Во-первых, бесполезно. Если Татьяна что решила… будет стоять насмерть!
А во-вторых, полтора месяца — большой срок. Мало ли что произойдет? Можно, например, заболеть…
Сауле вышла из дома раньше обычного, не в силах сидеть в четырех стенах, почему-то сегодня все раздражало.
И квартира вдруг показалась тесной и душной, несмотря на открытую настежь форточку. И мебель — древней, жалкой, обшарпанной. И небо за окном — слишком низким, безрадостным.
Она долго стояла на крыльце, рассматривая нехитрый дворовый пейзаж — ни одного яркого пятна! Все в этом мире — цвета асфальта, только тональность разная. Даже стволы берез потеряли свою теплую белизну, даже сугробы на обочинах опали и почернели, все тускло, безжизненно, убого.
— Ни травинки, — горестно прошептала Сауле. — И это в апреле!
Самое трудное время приходилось на весенние месяцы. Южный человек, Сауле уже с середины февраля начинала тосковать по солнцу, никогда раньше не думала, что оно так много значит в ее жизни. Как и синее небо!
В этих широтах тучи могли висеть над городом неделями, месяцами. Они вбирали в себя все краски, оставляя Сауле лишь серые. Они не желали иссякать дождем или снегом, в них не было южной быстротечности, страсти. Тяжелые, рыхлые, дышащие холодом, сыростью, они почти физически давили на Сауле.
