Развал | страница 39
— А может, Вася, от зависти, что самому слабо туда поехать, поджилки трясутся, вот и примеряет всех под себя.
— Может и так, не знаю, — Бурцев потянулся рукой к чайнику.
— Нет, нет, — замахал руками Колесников. — Я побежал.
— Ты чего, Лёня, только пришёл и в бега. Даже и поговорить, толком не успели.
— Да у меня жена там, на площадке стоит.
— Как ты можешь! — вскочил Бурцев и побежал к двери, затем, остановился в дверном проёме, повернулся к Колесникову и замахал рукой, сжатой в кулак. — И что же мы за люди такие мужики. Жена на заднем плане, а как случись что, без них не можем. Я раньше тоже так жил, а как Ася погибла, всё перевернулось. Если бы она была жива, я бы не отпускал её ни на шаг. Вот так сидел бы и любовался ею.
Он открыл дверь. На лестничной площадке, в темноте, у почтовых ящиков прижавшись в углу, вырисовывался силуэт. И только тусклый свет уличного фонаря, падающий наискосок, через окно, освещал её туфли и чулки, давая возможность определить, что это была женщина.
— Оля, что вы творите? Так же нельзя, зайдите, пожалуйста.
Маленькая, худенькая женщина, кутаясь в недорогое старенькое пальто, проскользнула в дверь.
— Вы в следующий раз уходите к подруге, а его оставьте на улице.
Она глядела на Бурцева и только улыбалась в ответ на его слова.
— Только выбирайте такой вечер, чтобы мороз трещал, — продолжал говорить Бурцев. Он снял с неё пальто, затем провёл Олю в комнату и усадил за стол.
— Продрогли, водочки или чаю?
— Наверное, чаю, — наконец заговорила Оля, — водку я не пью.
— Заморозил жену, ух, я тебя! — Бурцев шутя, замахнулся на Колесникова.
— Ни одного живого стекла нет в подъезде, всё повыбито, — сказала Оля, дуя на чай. — И кто это всё делает?
— Пацаны, — ответил Колесников, — кто же ещё.
— Пацаны — это же наши дети, чужие же сюда не ходят, — сказала Оля. Их бы собрать, да поговорить с ними, убедить их, что это и их дом.
— А кому до них есть дело, — возразил Колесников. — Отец с утра до вечера в казарме смотрит, чтобы сопливому солдату старики морду не побили, а у самого в квартире оболтус растёт. И пойдет этот оболтус в армию, начнут его перевоспитывать чужие дяди, потому как, отцу, некогда было — он чужими занимался.
Оля молча отпивала чай маленькими глотками.
— Когда планируешь отъезд? — спросил Колесников.
— Дня через два и уеду, как только дела передам. Чего мне тут сидеть.
— Там полк уже давно без командира. Сколько тут ехать. На машину сяду и часа через четыре на месте. Только вот мебель некуда деть, с дуру купил её, теперь таскайся.