Разбитый чемодан валялся на дороге. Никольцев с водителем покидали туда вещи и кое-как закрыли крышкой.
— Садись, Вася, в машину. Куда тебя отвезти?
— Понятия не имею, куда-нибудь. Я — бомж в погонах! Так меня сейчас зовут.
— Ты, что пьяный?
— Да, нет, Вадим, куда уж трезвее. День сегодня какой-то неудачный, в раз потерял всё: и машину, и работу, и жильё.
— Тогда садись, по дороге всё расскажешь.
Когда Бурцев кончил рассказывать, Никольцев молчал, как бы осмысливая всё это.
— Да, — начал он, — ситуация вообще-то обычная. Таких бомжей в погонах в каждом городе тысячи. И дети и жёны страдают, а власть о демократических ценностях болтает. Поедем дружок ко мне на дачу. Я только охрану недавно прогнал — «засланные казачки оказались». Будешь у меня охраной руководить. Подберём наших, афганцев. Я же депутат парламента. Комитетом руковожу.
— Я знаю, видел тебя по телевизору несколько раз. Хотел найти тебя.
— А чего же не нашёл?
— Да, подумал, трудно к тебе добраться, а потом дел у тебя сколько, до меня ли.
— Ну, ты даёшь! Воевали вместе, друзьями были, и у тебя язык поворачивается такое говорить. Для начала будешь помощником депутата, а потом что-нибудь придумаем. Вот здесь я и живу, — подъезжая к дому, сказал Никольцев.
— Какая же это дача? — сказал Бурцев. В моём понятии дача — это маленький домик, а тут целый домище.
Никольцев засмеялся. — У властей всё, что за городом, называется дача.
Зашли в дом. Никольцев повёл Бурцева в комнату.
— Тут будешь жить. Здесь всегда останавливаются друзья. Там ванная, — Никольцев показал рукой на дверь. — Принимай душ и приходи в столовую. Что будешь пить: водку вино, коньяк?
— И коньяк тоже, — засмеялся Бурцев. Он долго принимал контрастный душ, горячая и холодная вода обжигали тело и к нему, наконец, пришло самообладание. Всё разложилось по полочкам, его ум стал ясным и свободным. Когда Бурцев пришёл в столовую, Вадим уже накрыл стол.
— Синяк ты мне на задницу поставил, с эту тарелку.
— Это я тебе по мягкому месту надавал, чтобы ты друзей не забывал.
Выпили, начали вспоминать былое. За разговором время летело быстро. Никольцев вспомнил как тогда, первый раз они сидели почти до рассвета.
— А чего ты один? — спросил Бурцев, — где же твоя Лена?
— Разошлись мы с ней. Приехал из Афгана, откуда-то узнала про Зою.
— Наверное, кто-то из полка, доброжелатели всегда найдутся, — сказал Бурцев.
— Я, примерно, догадываюсь кто — парторга работа. Оброком, сволочь, прапоров обложил; те мародёрством занимались в кишлаках, и с ним делились. Я их прижал, нужно было под суд отдать, да пожалел. Ленка как получила письмо и сразу же на развод подала. Она тут же и замуж вышла. Я рога носил ещё до Афганистана. Ей нужен был только повод. Всё я знал, но дитё берёг, а выходит, напрасно. Дочь понимала, она видела мать с тренером не однократно, особенно когда я в Афганистан уехал. Когда мы развелись, не захотела с ней жить.
