— Коль бесплатно, то сяду, — повеселел дед.
— Тогда клади своё золото в багажник.
Дед чинно уселся на переднее сидение.
— Во, если баба увидит, испугается.
— Чего испугается?
— Подумает, что дед чего-то натворил, что на такой машине привезли. Ты, видать, не москвич?
— А как вы догадались?
— У тебя на лбу написано, что ты иногородний, а потом — наши рвачи за так не повезут.
— Да, я не москвич.
— А звать-то как тебя?
— Василий.
— Тезки значит. Меня во дворе все дедом Василием зовут.
— А почему все? Сейчас на одной площадке соседи друг друга не знают.
— Я знаменитость, вот меня все и знают, — дед засмеялся. — Дворник я, а посему всем приметный. Сейчас провизию с дачи бабе везу. Бабушка приболела малость, теперь самому приходится урожай собирать. А не соберёшь, все сопрут. Сейчас, Васек, всё воруют, кто во что горазд: кто миллионы, а кто картошку на даче. Мир с ума сошёл.
Бурцев включил радио. Пела, подвывая, Таня Буланова:
«Скажи мне правду, атаман,
Зачем тебе моя любовь,
Когда по свету льется кровь?
Не до любви — она обман».
— Ты слышишь, Васек, о чем она воет. Крови им захотелось, по атаманам соскучились. Война была, а мы пели — выходила на берег Катюша сизого орла встречать.
— Может, кто в вашем доме сдает квартиру внаём? — перебил Бурцев монолог деда. — Жильё надо где-то найти.
— Чтобы так, не знаю, поспрашивать надо. А ты, в Москву за песнями приехал или жена допекла. Они все сейчас такие, атамана им подавай, не меньше. Сейчас многие цепляются за Москву и бандиты и порядочные. Ты, вот гляжу, вроде парень, как бы ничего — не из бандюков!
— Именно так, дед Василий, офицер я, в отставке.
— Вижу шрам на лбу. Воевал?
— Да, в Афганистане.
— Служил им верой и правдой, под пули лез, а они тебя даже из будки выгнали?
— Выходит так.
— Стало быть, алкаши допились до ручки, что бездомные офицеры по улицам бродят. Сталин, какой зверь был, но таких вещей не допускал. Это Никита пример подал. При нём полковники в свинари пошли. Помню, красовался на первой обложке журнала офицер с поросёнком в руках — знаменитый свинарь Чиж, уволенный по сокращению армии. Не помню, — то ли майор, то ли полковник. Надо бы было поместить фото генерала для порядку: с поросёнком и лампасами, и, чтобы в обязательном порядке лампасы были в говне свинячьем. Вот тогда, Васек, авторитет армии подымится на самую вершину. При Сталине кресло в парикмахерской для офицера было отдельное, а эти — офицера на улицу и в дерьмо поросячье. Кто ж их будет, Вася, защищать?
