Даниэль Орлов. Законы физики
Анечка влюбилась в араба. Она отправилась с подругой в Египет, а через две недели по трапу самолета ее пьяную, с запутанными рыжими волосами спускали под локти в состоянии интеллектуальной комы.
— Все должно было этим закончиться, — многозначительно изрекает Витька, ее бывший муж и мой однокурсник. Он сидит напротив меня за столом в гостиной и запихивает в рот своему младшему сыну жидкую кашу с вареньем. Младенец кашу есть не хочет, мотает головой, лыбится счастливым купидоном, скрытым за разводами каши, как за слоями варварской штукатурки.
— Романы с дизайнерами и композиторами рано или поздно логично перетекают в африканский секс-туризм.
— Египет — это разве Африка? — интересуется Толик, старший сын Витьки, оторвавшись от компьютера.
— Географию в школе не учил, — грустно констатирует Витька серость, обозначившуюся в их с Анечкой ребенке. — У матери спроси. Она нынче в этом вопросе дока.
Анечка расположилась на диване вместе с теперешней Витькиной женой и рассматривает фотографии из поездки. Они дружат — Анечка и Манечка. Когда Витька уезжает с женой в отпуск, Анечка сидит с их детьми. Праздники они тоже справляют вместе. Иногда мне кажется, что у моего товарища две жены — старшая и младшая. Они очень похожи. Я завидую?
— Ты, Михайлов (Анечка всегда называла мужа по фамилии и научила этому Манечку), про меня сказки не сочиняй. Моя личная жизнь — это мой боевой путь. Ты был первым подвигом. Если бы за замужества выдавали награды, ты потянул бы на орден Красной Звезды.
— Или на Рыцарский крест, — хихикает Толик и зарабатывает подзатыльник.
Что имеет в виду Анечка, сказав про орден, я не понимаю: возможно, она намекает, что жизнь их с Витькой оказалась тяжелой и полной нервов, а может, на то, что сбит был Витька на бреющем полете в первом же бою — на дискотеке по поводу Дня первокурсника.
Они поженились сразу, как они сами говорили, не приходя в сознание. Витька уже из Североморска ездил в отпуск встречать Анечку из роддома. Ему, черпаку, дембеля одолжили укороченную шинель и шапку кубиком — уважали за что-то.
В этой шапке и шинели первый же патруль Витьку и приметил. Улепетывал он от курсантов по Гончарной улице, грохоча кованой кирзой и сигая через заборы у разрушенных домов, чтобы потом уйти проходными к Земледельческой. «Стойте, товарищ солдат! Стойте! Приказываю остановиться!» — передразнивал Витька одышливого майора с черными петлицами, потерявшего преследуемого из вида и вопиющего для порядка и острастки. «Он еще долго завывал, народ будил. Может, и сейчас там бродит. А уж столько лет прошло», — мастерски заканчивал Витька историю. Наши ему рукоплескали. Если кто новый в компании оказывался, постанывал от смеха. Рассказчик Витька прекрасный.
