Таксист, увидев Яшку, присвистывает, включает кондиционер, брызгает из баллончика освежителя воздуха и требует тройную плату. Гришка не спорит. Машина мчит их по ночному городу. Гришке до мелочей знакомому городу. И город этот, торжественный и важный, как будто бы застывший в ожидании великого смотрителя, город этот вдруг теряет свои очертания, размягчается и проходит сквозь Гришку, сделавшись дрожащим фантомом. Незнакомого города. Водитель бубнит о том, как тяжело крутиться в большом городе, о том, что цены на бензин грабительские. Яшка храпит и нещадно воняет. Гришка чувствует дыхание города за своей спиной. И не понимает, что делал в этом чужом городе все эти годы. Еще меньше он понимает, что делает теперь. Семидесяти трех летний старик с тромбами в сердце, бутылкой водки и пьяницей под боком мчится он сквозь ночной незнакомый город.
В самолете стюардесса заботлива так чрезмерно, так часто поправляет Гришкин плед и предлагает воды, что Гришка начинает верить — с ним не все в порядке. Чтобы отвлечься, он пробует сосчитать пульс. На тридцати пяти сбивается и решает, что дело это пустое. Сердце то колотится как сумасшедшее, то вдруг останавливается. Ненадолго, конечно, но все равно неприятно. Как если бы сердцу этому вздумалось вдруг жить собственной своей жизнью, от Гришки независимой. И даже, можно сказать, Гришкиной жизни вопреки. Яшка дрыхнет. Гришка расталкивает его и заставляет выслушать десяток историй о любовных делишках Гришкиных родственников. О Гришкиной прабабке, редкой красавице, сбежавшей с цыганским бароном, о двоюродном брате, картежнике и шулере, соблазнившем дочь начальника жандармерии. Яшка зевает. Стюардесса каждые пять минут спрашивает, не понадобилось ли Гришке чего-нибудь. Каждое мгновение приближает Гришку к Фриделе.
Самуил. Так звали водителя замызганного оранжевого пикапа, забитого тряпьем, газетами, пустыми бутылками. Гришка втиснулся между Яшкой, которому пришлось держать на коленях треснутую гитару и огромным баулом, доверху набитым женскими шерстяными колготками. Пикапу этому лет было не меньше чем Гришке. При том Гришка сохранился заметно лучше. И это несмотря на астму, ревматизм и гипертонические кризы. Пикап хрипел, скулил, и не хотел заводиться. Самуил, горбун в огромной соломенной шляпе, едва влезающей в кабину, обклеенную изнутри постерами с голыми красотками, похоже, никуда не торопился. Он хихикал и рассказывал, как в наше время трудно найти умелую проститутку. Гришка хотел было выбраться наружу, перевернул баул, колготки вывалились на дорогу, под дождь. Самуил, причитая, выскочил и принялся упихивать их обратно. Дождь лил как из ведра. В округе не было не души. Пока Гришка с Яшкой под ручку, пошатываясь, дотащились до стоянки, все такси успели разобрать. В аэропорт этот самолет прилетал один раз в день. Так что найти другую машину в такой ливень было делом немыслимым.
