Молодые дальнозоркие глаза не обманули Лизу: да, Ваня Рянгин, краснолицый от усилий, с грязными полосами на белой рубахе, бегал по Егорьевской туда и сюда, таская громадные, полурасплесканные ведра. Его место в цепочке было между сутулым усатым верзилой в железнодорожной фуражке и шустрым пареньком из торговых. На своих каменоломнях Ваня в четыре дня медно загорел, а его волосы окончательно выцвели. Совсем дикарь!
Лиза продвинулась в первый ряд зевак. Она долго ждала, чтобы Ваня ее заметил. Он заметил и сразу стал бежать тяжелее и мельче, а его перепачканное сажей лицо скривилось то ли от улыбки, то ли от досады. Этого Лиза не разобрала, но все-таки помахала ему рукой. Он не ответил. Лиза решила, что ему стало обидно оттого, что он такой загнанный, потный и чумазый, а она стоит себе и красуется в небесно-голубом платье. И белые-то чулочки на ней, и щеки не в саже, а чистые, и не на пожар многие глазеют, а на нее.
– Все хорошеете, Бетти! – вдруг раздалось у Лизы над ухом.
Она засмотрелась на Ваню, а без этого давно бы поняла, откуда в толпе, меж запахов гари и пота, тянет одеколоном. От адвоката Пиановича, от кого же еще!
– Здравствуйте, Игнатий Феликсович, – вежливо отозвалась Лиза.
– Дикое зрелище, правда? – сказал Пианович ей в ухо, потому что кругом все галдели и причитали и в двух шагах ничего не было слышно.
Лиза только плечами пожала. Она не поняла, какое именно зрелище Пианович находит диким – самого пожара, его тушения или всеобщего лицезрения катастрофы.
– Жаль, что вы со стороны себя не видите, – продолжал Пианович, для звучности голоса проложив ладонь между своим ртом и Лизиным ухом. – Живописная, признаюсь, картина, в духе господина Репина. Посреди распаренной грубой толпы в чуйках, грошовых пиджаках и смазных сапогах стоит нечто воздушное, ангелоподобное. Неужели вы питаете слабость к подобным зрелищам?
– Я с няней сюда пришла, – соврала Лиза.
– Понятно. С этой румяной старушенцией, – улыбнулся Игнатий Феликсович. – Такие картины в ее вкусе. Только что-то я ее поблизости не вижу. Как же вам быть? Поискать няню? Привести к вам? Вас тут порядком затолкали. Вон и на ножку наступили, на белую туфельку, причем, как я посмотрю, какой-то медвежьей лапой.
Лиза опустила глаза на туфлю и вздохнула.
– Может, чуть в сторонку пройдете, где поменьше ажиотажа? – забеспокоился Пианович.
– Вообще-то я домой собралась, – сказала Лиза. Ей хотелось отвязаться от забот Игнатия Феликсовича.
