— Конечно, дам! — великодушно пообещал я.
Впоследствии я сдержал слово.
* * *
— Ты где прятался? Мы тебя искали-искали…
Одиссей покосился в сторону терновника.
— Вон там.
— Врешь! Мы тут все облазили! Не было тебя там!
— Там терн… не пролезешь… — Антифат вдруг запнулся, глядя на указанный Одиссеем проход. — Не было тут тропинки! Не было!
— Это у тебя глаз нету! Вот она!
За кустами все оказалось по-прежнему: ноздреватый бесформенный камень, истоптанная трава — только кучерявый Телемах с фигуркой-мишенью куда-то исчезли.
— …Не заметили! — сокрушался Эврилох. — Голос даже твой слышали! Ты нас дразнил! Слепыми совами и этими… землеройками. По шее тебе за это надо…
Ему, Одиссею, — по шее?! От какого-то Эврилоха?! Во-первых, никого он не дразнил, а во-вторых…
— А ну, попробуй!
— И попробую!
Подоспевшей Эвриклее с трудом удалось разнять драчунов — пора было идти обедать.
ИТАКА
Западный склон горы Этос; дворцовая терраса
…меня рвало прошлым.
До судорог.
До пены на губах; пока не пошла желчь.
Пловец, я вырвался из моря воспоминаний, разомкнул его цепкие объятия — куда погрузился сам, по доброй воле, в не очень здравом уме и отнюдь не трезвой памяти; я бил руками по волнам событий, баламутил воду дней, тонул в былом и вновь всплывал на поверхность…
Я возвращался. Возвращался и уходил, уходил и возвращался, пока не перестал различать: где уход? где возвращение?
Где я?! кто я?!
А проклятый аэд-невидимка все скрипел в ночи стилосом:
— …Вспухло все тело его; извергая и ртом, и ноздрями
Воду морскую, он пал наконец бездыханный, безгласный,
Память утратив, на землю; бесчувствие им овладело…
Измученный, я пластом лежал на спасительном берегу настоящего — на настоящем спасительном берегу?.. — ожидая, когда вновь рискну вернуться в воды прошлого.
Я вернусь.
* * *
Зеленая звезда качается над утесами.
Стонет от ветра.
«Эй! тля-однодневка! видишь ли?!»
Кто из нас кому шепчет это?
— Я убью тысячу врагов! я!! тысячу!!!
Они там, внизу, у кораблей, полагают, что я сейчас разговариваю с богами. Я, их басилей. Военный вождь. Иначе они не видят ни одной причины, почему бы мне не спуститься к ним, будущим соратникам, каждый из которых уверен в каждом, как копейная рука уверена в щитовой; действительно, почему бы не тискать податливых женщин, не пить вино и почему бы не кричать во всю глотку о заветной тысяче, только и ждущей, когда ты наконец придешь и убьешь ее — если, конечно, ты не разговариваешь с богами?!
