— Окси! Какие дрянные олени! — сердито сказал Аханя, рассматривая противоположный берег в бинокль. — Надо быстро догонять их.
— Это точно, — согласился Фока Степанович. — Догонять их надо немедленно. Вот-вот лиман тронется — тогда придется гнать их вокруг через Собачью тундру.
— Ой ее! — покачал головой Костя. — Вокруг если гнать, три дня потратишь…
Сытно позавтракав и прихватив с собой еды на сутки, Шумков с Николкой ушли вдогонку за беглецами. Пролив был шириною в километр, но шли через него долго и осторожно, поминутно простукивая палками изъеденный черными полыньями лед. Поднявшись на высокий берег, пастухи облегченно вздохнули и торопливо пошли по оленьим следам в сторону горы Колокольня, одиноко стоящей на горизонте.
В тундре среди кочек снег еще не успел растаять, но был он похож на жидкую манную кашу. Непродымленные Николкины торбаса быстро раскисли и вытянулись так, что носки их стали загибаться под ступню, мешая ходьбе.
Вокруг с гортанным криком летели гуменники, то и дело стремительно проносились над головой стаи уток, вспархивали из-под ног краснобровые, уже начавшие линять куропатки, возле каждой мочажины суетились кулики. В высоком теплом небе серебром взахлеб звенели жаворонки, невпопад подыгрывали жаворонкам бекасы-кулики, вороны из-за чего-то дрались в воздухе — большие черные птицы, точно демоны, кувыркались, кружились, то падая, то взмывая, издавали хрипло-булькающие звуки: «Хрр! Хрр! Клу-клу! Клу! Клук!» Кулики с мочажин отзывались им тонким озорным посвистом, точно подзадоривали дерущихся. Часто Николка замечал на снегу когтистые медвежьи следы, некоторые из них притаптывали оленью шахму.
— Свежий совсем, — равнодушно сообщал Шумков. — Видишь, уже по оленьим следам прошел? Где-то рядом.
Николка с опаской оглядывал бугристую тундру, но медведя не видел, и это успокаивало его и одновременно удивляло: «Куда же он спрятался, ведь голо кругом?»
Оленей догнали в девять часов вечера, почти на вершине горы. Спугнув их к подножию, пастухи, выбрав проталину посуше, развели небольшой костерок, вскипятили в кружках чай и начали есть.
Вдруг Шумков осторожно тронул Николку за локоть, указал глазами перед собой. Николка взглянул в ту сторону. На камне, в двух шагах от Шумкова, неподвижно застыл горностай. Только подрагивающий черный кончик хвостика да черные блестящие бисеринки глаз говорили о том, что это живое, сжатое в тугую пружинку существо, а не кусочек снега, за который его легко можно было принять издали.
