Девять дней пробивались пастухи к спасительному Маяканскому хребту. Девять раз еще вползал Николка в палатку обессиленный, лежал на шкуре, раскинув руки, потом наедался мяса, напивался чая, забирался в кукуль и проваливался в сон, точно в бездну падал. Тридцать семь оленей оставили пастухи на шахме, но добрались-таки до Маякана, добрались!
* * *
Северные склоны хребта, как и предполагал Аханя, оказались бесснежными — сильные северные ветры сдули тут снег местами до земли. Зато невероятно много было снегу на южных отрогах и особенно в распадках, но это тоже было на руку пастухам, — можно было лихо съезжать на лыжах без риска наскочить на камень и сломать себе шею.
Горы были очень высокие и крутые. Каждое утро пастухи начинали свой день с утомительного подъема в гольцы. Вначале шли на лыжах по лиственничной тайге, затем тайга отступала, подъем становился круче, снежный покров тоньше. Дальше идти на лыжах было нельзя — они не держали, сползали вниз. Взяв лыжи под мышки, пастухи шли пешком, ступая след в след, цепляясь за редкие корявые лиственницы, за выступы камней. Пронизывающий ледяной ветер обжигал лица, выдавливал из глаз слезинки. И чем выше, тем круче становился подъем.
Вот уже далеко внизу остались корявые лиственницы, а до вершины отрога еще полпути. Теплые струйки пота щекочут спину. Дышать тяжело, сердце в груди трепещет, точно птичка в кулаке. Пастухи идут гуськом, ритмично, изредка делая минутные передышки.
Николка, как обычно, тащится сзади, все его внимание сосредоточено на том, чтобы точно попадать носками своих торбасов в ямки чужих следов и не отставать от пастухов. Но как он ни старается, отстает все дальше и дальше. Он готов плакать от обиды из-за своего бессилия, и от этого еще больше устает. Временами его начинает подташнивать, и он переставляет дрожащие в коленях ноги лишь невероятным усилием воли. Не дай бог упадет, раскиснет — засмеют тогда его пастухи.
Но он скорей умрет, чем раскиснет. Не бывать этому!
Пастухи, привычные к ходьбе, во время передышек смотрели на мальчишку сочувственно, но работа есть работа, и, дождавшись Николку, они продолжали подъем. Он стал прибегать к маленькой хитрости: как только пастухи останавливались над ним для передышки, он тут же садился, трогались пастухи — поднимался и он.
Шумков, разгадав его хитрость, кричал:
— Ты чего там на отшибе сидишь? Иди к нам, отсюда дальше видно!
— А мне и тут неплохо, — нарочито бодрым голосом отвечал Николка, устало потирая колени.
