После того как лыжи высохли, Аханя аккуратно обрезал лишний камус на краях. Потом он прожег отверстия и сделал из ремешков крепления, совсем не похожие на крепления спортивных лыж. Николка был очень тронут заботливостью старика и старался угождать ему во всем. Аханя это заметил, и скоро между ними наладились самые дружеские отношения.
Ежедневно на рассвете пастухи уходили в ту сторону, где оставляли вечером собранное стадо. Но часто за ночь олени опять широко разбредались по обширному многокилометровому пастбищу. В этом случае пастухи разделялись: двое шли по правому краю шахмы, двое по левому, а один шел по центру шахмы и, громко крича, сгонял малые оленьи группы в одно место. Задача идущих по краю шахмы заключалась в том, чтобы не оставить без внимания ни один олений след, выходящий за пределы места нахождения основного стада. Если следы обнаруживались, пастухи шли по ним до той поры, пока не настигали отколовшихся оленей. Даже зимой делать это было непросто — порой следы переметались снегом, иногда олени выходили на гладкий лед, и их следы стирала выступившая за ночь наледь. Часто бывали снегопады. Наконец, если олени выходили на свои тропы недельной или трехдневной давности, тут и вовсе трудно было разобраться, где старый след, где новый, — все перепутано, перетолкано.
Николка вскоре подметил, что олени никогда не пасутся в одиночку — непременно группой. Обычно удавалось собрать стадо часам к десяти-одиннадцати. Затем, покрикивая и посвистывая, пастухи гнали стадо к палатке. Николка кричал и свистел громче всех и бегал тоже больше всех. Ему все казалось, что табун движется слишком медленно. От крика и бестолковой беготни он уставал так, что за обедом в его руке ложка с бульоном мелко тряслась.
После сытного обеда хотелось полежать на шкуре, отдохнуть, но надо было вновь идти в стадо. Пока старые важенки и ездовые олени лакомились вокруг палатки солью, другие олени разбредались в разные стороны либо уходили по старой шахме обратно на пастбище.
В обязанности Николки входило вернуть ушедших оленей, а также собрать в табун всех разошедшихся. Потом пастухи ходили в средине стада и ловили маутами неклейменых молодых оленей. Николка должен был ходить вокруг стада и удерживать его на месте. Он с завистью смотрел на то, как ловко накидывали пастухи свои мауты на оленьи рога. Поймавший крепко упирался ногами в снег, удерживая оленя. Кто-нибудь из пастухов подскакивал к натянутому как струна мауту и, перебираясь по нему руками, вплотную приближался к морде оленя, ловил его одной рукой за конец рога, затем, опустив маут, перехватывал другой рукой нижнюю челюсть животного; резкий рывок — и олень падает на бок. Остальные пастухи тотчас наваливаются на животное сверху. Через несколько секунд отпущенный на свободу олень бежит к стаду, потряхивая головой, на его правом ухе отчетливо видны две щербатины. Две щербатины на правом ухе — это клеймо третьего стада. У первого и второго стада клейма другие. Чтобы не забыть количество заклейменных оленей, Аханя складывал в карман кусочки от каждого уха. Вечером эти кусочки пересчитывали, и учетчик Фока Степанович фиксировал в документах общее поголовье заклейменных оленей.
