Откашлявшись, старик жестом остановил Николку:
— Ты зачем так сердися? Раньше ты рубил совсем мокрый дрова. Сичас рубишь шибка длинный, как печку толкать будишь? Видишь, какой длинный, — разве думать совсем не можешь?!
Потом Николка смотрел, как старик ловко делал подсвечник. Подняв полуметровый обрубок жерди, он очистил его от сучков, заострил тонкую часть, а торец толстой части слегка надколол крест-накрест. В щели, расколов, сунул две щепочки, а в образовавшуюся в торце квадратную расщелину вставил половину свечки, подсвечник воткнул между шкур. Чиркнул спичкой, зажег свечку, и в палатке стало светло и уютно. На все это ушло не более минуты. Затем, выбрав ровное, без сучков, полено, старик расколол его на лучины толщиной в палец. Взял одну такую лучину, стал быстро строгать ее острым, как бритва, ножом, при этом до конца не срезанные стружки оставались на лучине, то скручиваясь в спираль, то изгибаясь когтями. Сделав несколько таких метелок, старик затолкал их в печку и, придавив тонкими поленьями, поджег. Через минуту печка весело загудела, отдавая в палатку живительное тепло.
Заметив на Николкином лице удивление, каюр добродушно улыбнулся:
— Эти стружки зовут тураки будул. Ворона-нога значит. Тебе тоже надо уметь такой делать. — Затем, поручив Николке натопить в чайнике и в кастрюле снег, старик ушел кормить собак.
В палатке было уже тепло, пахло смолистой хвоей и подгоревшей хлебной корочкой — сбоку от печки оттаивал мерзлый, как камень, хлеб.
Николка с наслаждением прилег на оленью шкуру. Она была еще холодная и как-то приятно-волнующе хрустела.
Но в палатку, низко согнувшись, вошел Гэрбэча, внимательно осмотрел оттаявший в кастрюле снег, затем перевел взгляд на лежащего Николку и недовольно поморщился:
— Зачем такой плохой снег кастрюлю бросал? Палки разный, ветки, трава. Наверна, ты снег наверху брал?
Николка подавленно кивнул.
— Уй-ю-юй! Я так и думал! Теперь совсем грязный вода будет — плохой чай. Выливать нада! — И он, схватив кастрюлю, вылез из палатки.
Клацали зубами и злобно рычали друг на друга голодные ездовые собаки, разгрызая брошенные им мерзлые куски кеты.
«Вот какой занудный старикашка», — с обидой думал Николка. Но в глубине души он досадовал и на себя.
Старик принес кастрюлю, и Николка увидел, что снег в ней зернистый и чистый, как сахар. Поставив кастрюлю на печь, Гэрбэча начал тщательно выбивать палочкой снег с унтов, при этом он многозначительно посматривал на Николку.
