Большое кочевье | страница 10
— Нет, чемодан мне нужен! — испугался Николка. — Пусть лучше он у вас тут останется, а потом я его Дарье Степановне отнесу.
Тихо посмеиваясь, старик вышел из комнаты, долго шарил в сенях. Наконец вернулся с двумя засаленными дерюжными мешками.
— Сюда добро клади!
Николка открыл чемодан, начал складывать в мешок белье, верхнюю одежду. Когда же он принялся укладывать в мешок книги, Гэрбэча спросил, указывая на толстую книгу:
— Это кто такой большой книга написал?
— Это Горький написал. Максим Горький.
Гэрбэча взял книгу, ощупав ее и взвесив на руках, точно слиток драгоценного металла, покачал головой:
— У-у, такой тяжелый. Чего тут написано?
Николка задумался, не зная, что ответить.
— Ну, как тебе сказать? Про людей тут написано…
— Про какой людей? — постучав заскорузлым пальцем по книге, не унимался каюр.
— Ну, про разных людей — про бедных и богатых, про добрых и злых. — Николка отнял у старика книгу и, полистав ее, показал рисунок Данко с горящим сердцем над головой. — Видишь? Этот человек вывел целое племя из темного леса, в который их загнали враги, вырвал свое сердце из груди, поднял над головой, и оно загорелось как факел. Вот видишь? Горит оно у него в руках, и кругом светло. Так он и вывел людей из темного леса, освещая путь горящим сердцем. Понятно?
Каюр испуганно смотрел на Николку.
— Ай-яй-яй! Как же он живой остался?
— Он вывел людей, а сам тотчас умер, а люди его сердце растоптали, и оно рассыпалось на мелкие искры…
— Уй-ю-юй! Шибка плохо!
Старик поспешно вскочил на ноги и начал собираться в дорогу, то и дело с уважением посматривая на Николку, словно это он придумал сказку о горящем сердце, а не Горький.
Холодное багровое солнце, будто стеклянный шар, висит над синими хребтами далеких гор.
Николка, тесно прижавшись к спине каюра, смотрит на солнце. Удивительно тусклое, оно совсем не греет, иногда Николке даже кажется, что именно оно, солнце, источает на землю этот жестокий холод, от которого деревенеют на ногах пальцы и слюна застывает в воздухе.
— Поть-поть! Поть-поть! Хэй-хэй! — то и дело подбадривает уставших собак каюр.
Когда холод вконец одолевает Николку, он соскакивает с нарты и, держась одной рукой за облучок, бежит рядом до тех пор, пока тепло не разольется по всему телу. То же самое делает иногда и каюр, только бежит он недолго, тут же валится на нарту, дышит тяжело и с хрипом, как дырявая гармошка.
Монотонно-усыпляюще шуршит под полозьями спрессованный тундровый снег. Изредка проплывают мимо корявые лиственницы, кусты карликовых березок да желтые пучки травы.