и когда пришлец наш ловко и вольно рассуждает
свободно-движными руками своими, то никак нельзя догадаться, что они приделаны у него по такому варварскому способу. Если вам случалось видеть когда-нибудь одного такого гражданина мира, то вы видели в нем и всех: это политипаж. Иногда, слышал я, перемешав звание человека заглавием известного рода учебных книг, называют их
самоучителями; их и точно можно так назвать -- но не потому, чтобы они
сами чему-нибудь
учились, а просто потому, что
сами берутся
учить всему на свете других и не брезгают горьким хлебом воспитателя барских детей.
В Кронштадт прибыл из Гавра корабль за салом и за пенькою; привез и то, и сё, и между прочим с десяток пассажиров. Один за другим вышли на берег и пошли в ожидании таможенной очистки пожитков своих туда и сюда; а какой-то молодой человек, бойкой наружности, ходит взад и вперед по шканцам, заложив руки в карманы, и с завистью поглядывает на удаляющихся по берегу товарищей своих. Это м'сье Петитом, родом из Лозанны или Женевы. Капитан не спускает его на берег. Петитом сумел убедить капитана отвезти его в Россию, с тем, чтобы там немедленно уплатить остальную половину недоимки за проезд; но теперь покуда еще не сумел привести в исполнение благонамеренного обещания своего: никто из попутчиков не дает ему денег взаймы, тем более что м'сье Петитом, обедая всегда на чужой счет, объедал дружески на этом перепутье поочередно всех товарищей своих, с коими судьба его свела, признаваясь каждому глаз на глаз, по секрету, что он политический беглец и принужден был бежать от угрожавшей ему новой линии Бурбонов с такою поспешностью, что не успел захватить с собою ничего, ни даже припасенного мешка отличных сахарных сухарей, не только семи дюжин жестянок с готовым кушаньем. Все это, а равно и деньги его будут ему пересланы непременно задушевными друзьями, прикрывавшими с таким самоотвержением его бегство.
Впрочем, Петитом не унывает; у него, конечно, нет в виду ни одного ломаного шелега, не только гроша, но это нисколько его не озабочивает; он прибыл в Россию и так или иначе будет на берегу, в этом нет сомнения; капитан не повезет же его обратно в Гавр. Петитом надел единственный щегольский фрак свой и бронзовые, под золотую оправу, очки; притуалетился кругом и, расхаживая взад и вперед, посвистывает. Все товарищи ушли,-- думает он про себя,-- поесть не у кого; если капитан продержит меня натощак до полудня, я буду, кажется, ровно в таком же положении, как тот, который, прогулявшись утром, пришел домой и спросил у слуги: нет ли у нас чего поесть? и на ответ: "вы сами знаете, что нет ни корки", сказал: так вот что, я пойду лягу отдохнуть, а ты разбуди меня
