Он говорил правильные слова, я кивал, потому что сам с полным убеждением повторял их совсем недавно. А сейчас молчу только потому, что некому. Хоть сэр Смит, хоть Бернард или Асмер – просто не поймут: им бы пожрать получше, выпить побольше да на сеновале завалить толстожопых служанок. Вот они, кстати, делают как раз то, что хотят.
Но в памяти всплыла картинка, как сэр Смит, обливаясь кровью, защищал своего сюзерена один против двадцати, прекрасно понимая, что погибнет, но не отступал и не сдавался, что-то ему не позволило так поступить, и это «что-то» как раз и есть этот нелепый закон внутри нас. А сам Асмер, который отказался от принадлежащего ему имения в пользу овдовевшей сестры, поехал искать счастья в чужие земли? Тоже идиот, если посмотреть трезво.
– Согласен, – ответил я. – Все это будет… изживаться.
Он хохотнул:
– Наконец-то вы со мной согласны.
– Да я согласен в большинстве случаев, – признался я. – Если не во всех… Скорее всего, во всех.
Он посмотрел с любопытством.
– Да? Почему же я замечаю в вас сильнейшее противодействие?
– Такое уж и сильнейшее, – сказал я невесело.
Он кивнул, глаза стали серьезными.
– Нет, – признал он, – вы не противодействуете… очень уж, но я все время вижу в вас это… неприятие. В вас странная двойственность: понимаете правоту моих слов, хотите по ним поступать и даже готовы…
– И поступаю, – сказал я горько.
– В большинстве случаев, – уточнил он. – Но иногда что-то внутри вас берет над вами верх. И тогда делаете себе во вред. Как вы это объясните?
Я переспросил:
– Что объяснить? Почему слова расходятся с делами?
– Нет, почему вы готовитесь сделать одно, а делаете… противоположное?
Я подумал, пожал плечами.
– Да просто еще не готов вот так сразу стать сволочью.
В мироздании повисла напряженная тишина, даже стук копыт затих, кони ступают как по серому облаку. Наконец Сатана усмехнулся одними губами, глаза оставались серьезными.
– Так трудно принять реальность?
– Да, – ответил я. – Я-то знаю, что мы все от обезьяны, и потому – грязные животные, распираемы похотью, всего лишь научившиеся говорить… но я все еще делаю вид, что мы уже люди.
Он долго молчал, впервые в голосе прозвучала нерешительность:
– Не знаю, говорить ли это… надеюсь, вы оцените степень моего доверия к вам. На самом деле человек не от обезьяны, как вы почему-то решили. Не знаю, чья это жалкая придумка, чтобы оправдать и легализовать свои истинные желания, но мы в такой жалкой уловке не нуждаемся. Да, человек вышел из рук Творца, но это ничего не значит. Он все равно был сотворен по тем же принципам, как и остальные звери. Знаете, такие озарения бывают только раз в жизни, даже если жизнь эта невообразимо длинная, даже вечная… Создать мир и создать жизнь в нем – это и было такое редкое невероятное озарение. Человек от других зверей отличается не больше, чем они друг от друга. То есть ничего принципиально нового. Такой же зверь, но ходящий на задних лапах. А для того, чтобы он был чем-то иным… понадобилось бы еще одна вспышка озарения.
