— Дура!
— Меня обманули!
— А может, ты все-таки работаешь на кюров?
— Нет! — заплакала она и попыталась подняться, но я снова вдавил ее плечи в лужу крови.
— Даже если ты действительно на них работаешь, красотка, не забывай, что ты моя рабыня.
— Да, господин, — простонала она, мотая головой из стороны в сторону. — Туника была у него всего одну минуту.
— И ты все время ее видела?
— Нет, — ответила девушка. — Он велел подождать в коридоре.
Я рассмеялся.
— Всего одну минуту, — повторила рабыня.
— Этого достаточно, чтобы просунуть тунику между прутьев решетки и прошептать слину, что это его враг.
— Прости меня!
Я пронзал ее снова и снова, пока она окончательно не обезумела. От некогда цивилизованной девушки не осталось и следа. В луже крови содрогалась от страсти закованная в ошейник рабыня.
Я поднялся, а она осталась лежать рядом с разрубленной головой слина.
Мои пальцы снова стиснули рукоятку огромного боевого топора Торвальдсленда.
Девушка смотрела на меня округлившимися от ужаса глазами. Она инстинктивно подняла одно колено и попыталась прикрыть лицо цепью.
— Не убивай меня, господин! — взмолилась она. — Я твоя рабыня.
Я поудобнее перехватил топор.
Девушка покорно вытянулась на окровавленном полу и положила руки вдоль тела ладонями вверх. Женские ладони очень мягкие и нежные.
— Я совсем ничего не знаю про слинов, — сказала она. — Я думала, их используют только при охоте на табуков.
«Все равно она не имела права давать кому попало одежду хозяина, — подумал я. Тем более что в доме находился слин».
— Значит, он взял мою тунику. Почему ты мне об этом не рассказала?
— Он предупредил, что подарок должен быть сюрпризом.
Я посмотрел на слина и рассмеялся.
— Туника была у него всего одну минуту, — жалобно повторила она.
Из холла донесся удар корабельного колокола, затем послышались шаги, и наконец в дверях показался Турнок.
— Тебя приглашают в дом Самоса, — объявил он.
— Пусть приготовят лодку, — распорядился я.
— Слушаюсь, капитан! — откликнулся Турнок и скрылся.
Бросив топор, я умылся водой из бурдюка и надел новую тунику. Затем сам завязал сандалии и перебросил через левое плечо перевязь с адмиральским палашом.
— Ты не захотел, чтобы я завязала тебе сандалии, — печально произнесла рабыня.
— Тебе есть чем заняться, — проворчал я.
Девчонка поползла по полу, пытаясь поцеловать мои ноги.
— Прости меня, господин! Меня обманули!
— В Порт-Каре утро, — напомнил я.
Она прижалась лицом к моим стопам.
— Если я не искуплю своей вины, господин, — пролепетала она сквозь слезы, — вели посадить меня на кол.
