Покупатели, отбирая приглянувшихся им рабов, заставляли их приседать, прыгать, сжимать кулаки, заглядывали им в рот, пробовали крепость мускулов, и если раб почему-либо не устраивал их, слуги перекупщика снова привязывали его к столбу.
Важные римляне в белых тогах расплачивались за отобранных рабов, не торгуясь, — все равно в империи они перепродадут их втридорога. Надсмотрщики с ременными бичами уводили рабов к реке и загоняли их в воду. Скифы ладонями черпали воду и жадно пили. И это не было проявлением сострадания к мукам несчастных. Просто, каждый хозяин должен заботиться о своем рабочем скоте, даже человеконогом. Потом надсмотрщики, орудуя бичами, заставляли рабов смывать мел с ног, и только после этого они всходили по длинному трапу на борт триеры[19], чтобы навсегда покинуть родную землю, оказавшуюся столь безжалостной к ним. Если бы раб вздумал бежать на пути к реке, его всюду заметили бы по набеленным ногам.
Когда эллинарх пришел на рынок, почти все рабы уже были распроданы. Из-за нескольких оставшихся невольников разгорелся спор: никто из последних покупателей не хотел уступить их другому. А торговец все поднимал и поднимал цену, пока римляне не опомнились. Они прекратили ссору и, размахивая руками, дружно накинулись на купца. Тогда хитрый танаит сделал небольшую скидку и предложил взволнованным покупателям бросить жребий. Тот, кому посчастливилось последнему ухватиться за конец длинной палки, торопливо отсчитал деньги и увел рабов к своей пентере[20].
Невольничий рынок опустел. Только у самого крайнего столба остался висеть на ремнях белобородый старик. Голова его была прикрыта круглой войлочной шляпой в знак того, что работорговец не ручался ни за его здоровье, ни за его поведение. Старик был худ до невозможности. Истрепанный, весь в дырах гиматий болтался на нем, как на палке. Дион приподнял шляпу. На него глянули глубоко запавшие глаза, светившиеся кротостью и смирением.
Дион узнал Игнатия.
— Сколько стоит этот старик? — спросил эллинарх у подошедшего работорговца.
— Это дерьмо не дороже драхмы, — презрительно ответил купец, — только вряд ли кто купит его и за эту цену.
— Я покупаю, — сказал Дион.
Он бросил к ногам купца монету. Звякнув о камень, она покатилась в сторону. В горячих лучах солнца сверкнуло на ней изображение ныряющего дельфина. Работорговец прыгнул за монетой, как кот за мышью. Это был полновесный старинный статер[21], не чета теперешним, которые на две трети состоят из серебра и меди, добавляемых в сплав по приказу Боспорского царя из-за нехватки благородного золота.
