Популярный старообрядческий сборник петровской эпохи доносит до нас опасения противников Никона уже внятно и с учетом последствий реформ: «Забыли они писанное, что не следует вдруг вводить иностранные обычаи, чины, председательства, отличия, почести, звания, неслыханные в своем отечестве, а также перемену в одежде, обувях, в пище и питье, и в совет о государственных делах не пущать иноземцев, потому что от перемен и необычных дел в государстве бывают большие и страшные смуты… Не для того не следует принимать иноземцев, чтобы отнимать у них честь или чтоб их ненавидеть, но для того, чтобы по совету иноземцев не произошли в государстве перемены по обычаям и делам и к страны, перемены несогласные с нуждами государственными…»
Споры о крестном знамении, числе поклонов, движении крестных ходов и богослужебных текстах велись и прежде, но это не приводило к расколу.
Теперь же протест защитников старых обрядов был усилен недовольством народа, который связывал чиновничий и боярский гнет с усвоением правящим классом иноземных обычаев. Старообрядцы будут отстаивать не только бороды и русские кафтаны, но и старинное крестьянское право свободного передвижения, право земледельца на обрабатываемую им землю, на старинное самоуправление.
Но это все впереди, а пока у Никона еще была возможность помириться со своими противниками, он мог добиться своего соборным путем. Выражаясь по-современному, он мог многого достичь на началах коллегиальности, но предпочел волевое решение. Он действовал в духе времени — так поступал и царь Алексей Михайлович, не созвавший во второй половине XVII века ни одного земского собора и принимавший решения единолично.
Наступил 1653 год. Не прошло и семи месяцев со дня вступления Никона на патриарший престол, как его прежние друзья выступили против него с открытым забралом…
11 февраля вышла из печати новая псалтырь, а на первой неделе великого поста в Казанскую церковь принесли «память», в которой, помимо прочего, было распоряжение Никона креститься по-гречески — тремя перстами.
Не без умысла Никон послал свое распоряжение прежде всего в Казанскую церковь, к Неронову. Это был вызов. И именно к Неронову, а не к Вонифатьеву собралась вся братия. Придворный протопоп уже не был их вождем, царедворец как никто другой знал настроение молодого царя и поддерживал теперь Никона. И хотя ревнители еще долго будут ссылаться в своих спорах на Вонифатьева, он уже не их, он «всяко ослабел».
