Встают у кормила церкви и другие нижегородские знакомцы Аввакума. Павел, епископ коломенский и каширский. Иларион, архиепископ рязанский. Иларион, митрополит суздальский…
Собор 1651 года по записке царя постановил ввести единогласие. И впредь будут удивляться иностранцы. «Усердие москвичей в посещении церквей велико, царь и царица ведут внутри своего дворца более совершенный образ жизни, чем святые: все время в посте и молитве… Мы вошли в церковь после того, как часы пробили три, а вышли только в девятом часу… Мы выходили не иначе, как разбитые ногами и с болью в спине, словно нас распинали», — записывал дьякон Павел Алеппский, сын антиохийского патриарха Макария.
Некогда послов князя Владимира пленила красота храмов и стройность византийской церковной службы. Ревнители благочестия во главе с царем добились еще большей стройности и великолепия, ввели растяжное наречное пение, а уж об украшении церквей в стране, где многие крестьянские избы были произведениями искусства, и говорить не приходится.
«Знай, — писал тот же Павел Алеппский, — что иконописцы в этом городе не имеют себе подобных на лице земли по своему искусству, по тонкости кисти и навыку в мастерстве…»
Казалось, всюду преуспевали ревнители — даже в своих намерениях сократить пьянство на Руси. Указ 1647 года ограничил продажу вина и предписал закрывать по праздникам кабаки. Никон ратовал за государственную монополию и у себя в новгородской епархии запретил продажу водки во время масленицы и поста. В Костроме друг Неронова протопоп Даниил вообще добился закрытия кабаков. Протопоп Логгин в Муроме, Ярмил в Ярославле, священник Лазарь в Романове-Борисоглебске — все они яростно проводили в жизнь начертания москвичей, читали прихожанам книги, вербовали сторонников. Но недовольных было больше. Горожане откровенно выражали свою ненависть, а воеводы делали вид, что не видят назревавших бунтов.
Строптивый характер Аввакума раздражал начальников. Некий Евфимей Стефанович приехал со своими людьми к его двору, «стрелял из луков и из пищалей с приступом».
На другой день обидчика скрутила какая-то хворь, Прибежали от него звать Аввакума:
— Батюшко государь! Евфимей Стефанович при кончине и кричит неудобно. Бьет себя и охает, а сам говорит: «Дайте мне батька Аввакума! За него бог меня наказует!»
У Аввакума душа в пятки ушла. Думал, обманывают его, выманить хотят. Либо задушат, как митрополита московского Филиппа, либо зарежут, как зарезал царь Ирод отца Иоанна Предтечи — пророка Захарию…
