Это было явным вызовом не только советскому руководству, но и Андропову, проводимой им внешнеполитической линии в отношении США и Западной Европы.
«Из-за неумения разных людей хранить тайну миру стало известно, что ответственные лица в Бонне и Вашингтоне не очень-то лестно отзываются друг о друге…», — писал в своих воспоминаниях бывший канцлер и председатель СДПГ В. Брандт.[62] Андропов учел этот немаловажный фактор.
Позиция канцлера Г. Коля[63] в отношении «двойного решения» была следующей: он выступал за переговоры, а при необходимости — и за довооружение Германии. Причем прогнозировал, что «в 80-е годы усилится бряцание ракетами средней дальности». Коль посетил Москву спустя полгода после решения НАТО. На переговорах с германской стороной советское руководство пересмотрело первоначально принятое им решение категорически отказаться от таких неравноправных, ультимативных переговоров. Советы согласились сесть за один стол с американцами. Москва не хотела дать втянуть себя в новую конфронтацию и содействовать разрушению разрядки.
С конца 1980 года возобновился диалог между Кремлем и Белым домом. В застольной речи Брежнева на переговорах с германской делегацией 30 июня 1981 года прозвучали такие слова: «СССР готов приостановить дислокацию своих ракет средней дальности в европейской части страны в тот день, когда начнутся переговоры по существу вопроса — при условии, что США поступят так же». Однако с обеих сторон лед все еще не тронулся. Пропагандистские машины Запада и СССР лишь нагнетали обстановку.
На американо-советских переговорах, начавшихся наконец-то в ноябре 1981 года в Женеве, долгое время не наблюдалось никакого прогресса. Многие участники советской делегации были уверены, что Рейган предложил «нулевой вариант», будучи заведомо уверенным, что СССР не пойдет на него.
«Женева была обречена на неудачу, — писал Брандт. — Смертельно больной преемник Брежнева Андропов… слишком поздно, осенью 1982 года попытался вызвать какое-то движение. Его предложение было направлено на установление «равновесия» по отношению к французско-британскому ядерному потенциалу. В сентябре 1983 года Андропов написал мне о контрмерах, которые будут предприняты, если Федеративная Республика «превратится в плацдарм для американских ракет первого удара». В ответном письме… я был вынужден напомнить ему, что Советскому Союзу нужно со своей стороны что-то предпринять: «Проявите инициативу!»
