Закончив писать, она отодвинула дощечку, оперла на край хлебницы, чтобы сразу бросилась в глаза, и встала. Пора. Нимве вытерла полотенцем руки, запачканные мелом. Подошла к окну. Ветви старой яблони скреблись о подоконник, и в кроне оглушительно трещали воробьи. Солнечные зайчики прыгали по раме, перебираясь на стены, то сбиваясь в сияющую кучку, то бросаясь врассыпную… Нет, не могу, подумала Нимве. Как я могу уехать, не простившись? А вдруг я ее больше не увижу?
Перебравшись через подоконник, Нимве спрыгнула на траву и помчалась через залитый светом двор.
Мать она нашла на огороде. Та стояла над капустной грядкой и пристально разглядывала разлапистые листья. Видно, мать ощутила присутствие Нимве, потому что сказала, не оборачиваясь:
- Козы все-таки сюда пробрались. Нет, ну ты подумай, а?
- Много погрызли? - Нимве удивилась, до чего ровно прозвучал голос.
- Не так, чтобы… Но придется ограду укреплять, - Хелеа обернулась. - А ты чего тут, доча?
- Знаешь, мам, - ответила Нимве, - я совсем забыла, мне надо уехать, съездить кое-куда.
- Куда? - удивилась мать. Солнце отражалось в ее глазах, будто в озерных водах. - Кто-то из деревни приехал?
- Нет, просто я вспомнила… - Нимве глотнула, но голос не дрогнул, не изменил обычного ровного звучания. - На Выселки. Помнишь, там еще малыш дифтерией болел? Ну, мы его зимой лечили?
- Так он же выздоровел, - Хелеа пристально смотрела дочери в лицо.
- Да, но бабушка его заехать просила, - Нимве отвела глаза, сделала вид, будто изучает потравленные грядки. - Ой, а они много тут сожрали.
- Нет, только на этой стороне, - мать отвлекли ее слова, и Нимве перевела дыхание.
- Ладно, мам, я поеду.
- Езжай, доча. К обеду-то воротишься?
- И не знаю, - Нимве смотрела, как в каштановых маминых волосах играют ярко-золотые искры. Словно жесткая ладонь сдавила горло, и, ничего больше не говоря, она шагнула вперед и обняла мать что было силы.
- Ты чего, доченька? - та попыталась обернуться.
- Ничего. Я тебя очень люблю, мамочка.
- Да что такое?
- Ничего. Ничего, правда. Ладно, я пошла.
Заставив себя отстраниться, Нимве зашагала прочь, вдоль грядок. Она ни разу не обернулась, но знала, чувствовала, что мать стоит и смотрит ей в след.
Принцы выехали из столицы через Южные ворота, в компании друзей и слуг. Ждать пришлось долго: выезд, конечно, задержался. Переодетая в мужскую одежду, держа лошадь в поводу, Нимве стояла в толпе, что запрудила поле неподалеку от ворот. Она изнемогала от жары, шапка, надвинутая на лоб, доводила до исступления, пот катился по лицу, и казалось, что мозги вот-вот расплавятся.
