Сокровище Единорога | страница 17
Неделя, тянувшаяся как дурной сон, внезапно кончилась, и накануне отъезда Нимве всю ночь не сомкнула глаз. Поднялась затемно, когда небо на востоке лишь начинало светлеть, вышла на крыльцо в одной сорочке. Было очень тихо. Над черной глыбой леса стыл рассвет, звезды поблекли, будто утомились за ночь, и в курятнике громко орал петух. Дерево крыльца холодило босые ноги. Вдыхая аромат цветущей сирени, смешавшийся с запахами скотного двора, Нимве глядела на темный, такой знакомый двор, на плющ и плетистые розы, увившие ограду, глядела так, будто видела впервые. Или, может, в последний раз. Мафхор меня убьет, подумала она. Я больше никогда сюда не вернусь. Тугой ком подкатил к горлу, и пелена застлала глаза. Прижав ладони ко рту, чтобы не разрыдаться в голос, Нимве сбежала с крыльца. Слепая от слез, спотыкаясь, побрела по двору в сторону колодца.
Когда проснулась мать, Нимве встретила ее на кухне, улыбающаяся, причесанная и спокойная.
Вскоре после завтрака они, как обычно, разошлись по хозяйственным делам. Подоив коров, Нимве отнесла молоко в погреб. Принцы должны были выехать после полудня, оставалось совсем немного времени. Котомку с одеждой и всем необходимым Нимве собрала еще два дня назад, но до сих пор не решила, как объяснить матери свой отъезд. Сев у стола в большой, залитой светом кухне, Нимве обхватила голову руками. Может, все-таки лучше сбежать, в который раз подумала она. Убежим - и все, поедем на восток, там леса, а за ними - граница с Кирваном. И никто нас не найдет, никакая королева, и никакой Мафхор. Только вот, кому мы там нужны, в Кирване, две нищенки. Мы ведь и продать-то ничего не сумеем. Что нам останется, на улице побираться? К тому же, вряд ли мы скроемся от королевских соглядатаев. Нас сразу поймают. А на соляных копях люди дольше пары лет не живут, тем более такие, как мы… как мама. Да еще клятва… Я ведь поклялась Матерью-Землей! Если я нарушу такую клятву… Нимве резко отняла ладони от лица и выпрямилась. Нет, решила она. Что уж теперь. Теперь поздно. Я должна ехать, и будь, что будет.
Сняв с комода грифельную дощечку, Нимве снова опустилась на табурет с меловым карандашом в руке. Поразмыслила - и начала писать: "Дорогая мамочка! Я должна уехать." Она оторвала карандаш от черной поверхности, задумалась, а потом ладонью стерла последнее предложение. "Мне нужно уехать на несколько недель. Пожалуйста, не волнуйся и никому ничего не говори. Если спросят, скажи, мол, уехала на север, к твоему брату. Есть человек," - карандаш опять оторвался от доски, минутная пауза - и снова Нимве стерла последние слова. "Я обязана ехать, потому что мне это приказал человек, которого нельзя ослушаться. Мамочка, только очень тебя прошу, никуда не езди и не пытайся никого обо мне расспрашивать! Если этот человек узнает, у нас будут неприятности. Я скоро вернусь и все тебе расскажу. Обещаю. Целую и люблю, Нимве."